Сумка со смертью

– Все нормально, садитесь. – Маслов с треском захлопнул капот. – «Косячит» ласточка, но пока бежит. А она постарше, между прочим, твоей «Тойоты» будет.

Выехали из города по Афанасьевской улице, взяв курс на северо-запад. Эту дорогу в родное село Алексей помнил наизусть. Асфальт стал похуже, дома пониже. Он высунулся в окно, с наслаждением подставляя лицо ветру. Тянулись поля, перелески, редкие сельскохозяйственные угодья. Сколько лет и сколько зим он тут не был? Каждый перелесок, каждый ложок был знаком. Выросли новые автозаправки, какие-то «Охотничьи заимки», «Лесные лавки» со столиками на выносных верандах. А в остальном мало что изменилось. Дубовая аллея, асфальт стал ровнее, потянулись высокие заборы – внутри за деревьями угадывались очертания помпезных особняков. У ворот в парковочных карманах стояли дорогие машины.

– В столице Рублевка, а у нас – «Сторублевка», – пояснил Маслов. – Местные так столичное шоссе назвали. Тутошняя знать себе коттеджи строит. Все чиновники высокопоставленные… Озера уж больно красивые в этом районе – ты должен помнить. Они вон там, за Куликовым бором. Долина Нищих называется. Ты знаешь, какие деньги крутятся в районе?

– Снова слуги воруют? – ухмыльнулся Алексей. – Их сажают, а они воруют? И куда смотрит надзорное ведомство?

– Позорное ведомство, – фыркнул Черкасов. – Да ну их к черту! – махнул он рукой. – У этих ребят все в офшоре и в ажуре. Другой мир, другие деньги. Не будем о них – о чиновниках либо плохо, либо ничего. Рассказывай о себе, Леха.

Он рассказывал, но недолго – нечего было рассказывать. А то, что представляло интерес, являлось военной тайной, раскрывать которую он не имел права. Жизненный этап закончился решительно и без «хвостов». Со службой покончено, ни семьи, ни постоянной женщины…

– Лучше вы рассказывайте, мужики. Как живете? Что творится в районе?

– У нас, как везде, – пожал плечами Виктор Павлович. – Работы в районе нет, цены поднимаются с колен. Никаких, как говорится, резонансных коррупционных преступлений – по-тихому люди мышкуют, научились не зарываться и помнить, что ближний тоже чего-то хочет…

– Да все по-старому, приятель, – сладко потянулся Черкасов. – В Мирославле еще чувствуется веяние времени – какая-то коммерция, строительство, «бабки» крутятся. В Монине – мы скоро будем проезжать через него – все как было, кроме пафосного торгового центра, который на хрен никому не нужен. А уж в нашей Затеше – и вовсе тоска тоской. Раньше какие-то гулянки были, собирались люди, время проводили, а сейчас каждый у себя за воротами сидит, живет, как отшельник, в норе…

Похвастаться им действительно было нечем. Виктор Павлович прозябал на пенсии. До этого трудился на Старицком озере – заведовал лодочной станцией, туристическими маршрутами этого направления, работал со специалистами, изучающими флору и фауну уникального водоема, примыкающего к Затеше. Восемь лет назад он потерял сына – старший лейтенант Вячеслав Маслов командовал взводом разведки на Северном Кавказе. Взвод попал в засаду, Маслов с двумя бойцами прикрывал отход. Попал, контуженный, в плен, принял мученическую смерть. Товарищи за него отомстили, но для убитых горем родителей это было слабым утешением. Зоя Филипповна не снесла удара, скончалась в ту же осень. Виктор Павлович похоронил обоих на деревенском погосте, жил дальше. Перед выходом на пенсию привез в свой дом из Монина новую женщину, но и тут случилась трагедия – уже больная была, тихо угасла, переселилась на то же кладбище и под ту же березу… Но пенсионер не опускал руки, ремонтировал дом, иногда подрабатывал – возил грузы на своей старенькой «жульке». Следил за домом Алексея, косил сорняки, занимался мелким ремонтом ветшающих конструкций…

У Борьки Черкасова жизнь тоже сложилась неважно. Сначала процветал – хороший дом в Затеше, жена – красавица Верка, машина. Каждый день мотался на работу в Мирославль, где служил в районном управлении МЧС. Руководил аварийно-спасательной группой – выезды на ДТП с тяжкими последствиями, мелкие чрезвычайные ситуации, пожары, потопы, обрушения строительных конструкций. Был высококлассным специалистом, мастером на все руки. Сгубила жизнь единственная пьянка – накануне приезда высокопоставленного чина из столицы. И все стремительно полетело под откос: понижение в должности, увольнение. Выпивший попал в аварию, разбил машину, сам на несколько месяцев загремел в больницу – хорошо, что не в кутузку. Красавица Верка не стала дожидаться, что в дом вернется безбедная жизнь. В один прекрасный день Борьку поджидала записка: уехала к другому, деньги с карточки сняла, извиняться не буду, и вообще катись к черту… Черкасов запил и пил четыре дня и четыре ночи, пока однажды на рассвете не выбросил тлеющий окурок мимо пепельницы. Попутно взорвался газовый баллон, и дом горел красивым синим пламенем. Мигом протрезвев, он вылетел из окна и кинулся тушить, благо бак с водой и помпа имелись. Сельчане прибежали помогать, худо-бедно, потушили. Приехали коллеги Борьки, покрутили пальцами у виска и отбыли восвояси. Сгоревшую часть дома он отстроил в рекордно сжатые сроки из имеющихся материалов. Возможно, и к лучшему – мысли о конце жизненного пути больше не посещали. Занялся огородом, вырыл бассейн, сам приобрел «товарный вид». Появлялись какие-то женщины, но ничего серьезного. Завел пасеку за пригорком в Звенящей роще – в семистах метрах от Затеши, обзавелся помощником – дедом Поликарпом, которому на пенсии все равно нечего делать. Как-то выкручивался, освоил пасечную науку, начал продавать в район мед крупными партиями…

– Да все нормально у нас, Леха, – уверял Борька, вожделенно поглядывая на ополовиненную бутылку водки. – Живем, приспособились, вся деревня так живет. Многие уехали, конечно, из Затеши, но те, кто остался, выживают.

– Палыч, а что с озером? – спросил Алексей.

Вопрос был не праздный. Старицкое озеро – единственная достопримечательность местности, где располагалась деревушка Затеша. Зато какая достопримечательность! Оно примыкало к деревне с севера, поджатое со всех сторон красивым черничным бором. Фактически не озеро, а целая система озер, соединенных между собой протоками. Водоем имел причудливую, вытянутую на север конфигурацию. Берега – обрывистые, пологие, где-то скалы нависали над водой, где-то настоящие мангровые заросли. Это были водные лабиринты, где сам черт ногу сломит. Даже не всякие старожилы, считавшиеся знатоками Старицкого озера, могли похвастаться, что видели его ВСЁ. Обойти по берегу это чудо природы было невозможно, исследовать все протоки – тоже затруднительно. Про озеро испокон веков слагались страшные легенды: про русалок, каких-то жутких существ, обитающих на дне. Но карпы в озере клевали исправно – в те времена, когда их разводили. Лодочная станция под Затешей была не маленькая. Сюда приезжали туристы из города, устраивались познавательные экскурсии на лодках и катамаранах, работал целый научный штат.

– Не осталось ничего от былого великолепия, – сокрушенно вздохнул Маслов. – Уничтожили все. Землю по берегам продали в частную собственность, коттеджи растут, все заборами окружено. Персонала на станции почти не осталось, научную часть расформировали, экскурсии несколько лет не проводятся. Простые смертные, вроде нас с тобой, только в районе станции и могут подойти к озеру. Скоро воду начнут на квадраты делить и продавать. Богатые на лодках рассекают, уток в камышах стреляют – кто им запретит? Пропадает целая экосистема, и никому нет дела. Там ведь уникальные флора с фауной, тьма неизведанного! Вроде поднимался вопрос об озере на сессии райсовета, но быстро замяли – ведь у многих там особняки… А в дебри Старицкого озера лучше не соваться – туда сейчас люди не ходят. Бывает, экстремалы из города заплывают, но это точно лотерея. Четверо пропали только в этом году – двое выплыли в итоге на бревне, одного с вертолета подобрали – куковал на островке среди болота. А четвертый так и сгинул с концами…

– Печально, – вздохнул Алексей. – А мы все детство бегали купаться на озеро. И в прибрежные дебри ходили, по скалам лазили – увлекательно было, блин…

– В Монино въезжаем, – объявил Маслов.

Алексей опять припал к окну. Все в порядке, в глухой провинции ничего не меняется. Монино считался поселком городского типа. Маленький, сконцентрированный вокруг дороги, в это время года он утопал в зелени. Здесь не менялись даже заборы. Обочины поросли свалками, шастали бродячие собаки. Тянулись гаражи, бетонные остовы каких-то недостроенных зданий. Двухэтажные бараки вдоль дороги оставались в первозданном виде. Покосившиеся крыши, облезлая штукатурка, пожилые унылые тополя, белье, развешанное во дворах. Впрочем, ближе к центру становилось чище, у здания поселкового совета имелась даже клумба. Но потом опять потянулись запущенные дома. Проехали школу, где учился Алексей. Три этажа, облупленная краска, решетчатый забор. Снова гаражи, бетонная ограда автохозяйства. Этот городок спасала только зелень. Что его спасало остальные девять месяцев в году, оставалось только догадываться.

Маслов свернул на улицу Свердлова, отходящую от Центральной, и вскоре вырулил на северо-западную окраину. Автомобильный трафик здесь отсутствовал как таковой. На северо-западе в трех верстах была единственная деревня на сорок дворов, а за ней цивилизация обрывалась. Раньше этой дорогой пользовались желающие попасть на озеро. В данный момент желающих не наблюдалось. Потянулись поля с перелесками. По курсу возник симпатичный березняк – грунтовая дорога прорезала его насквозь.

– Вот же память дырявая! – хлопнул себя по лбу Маслов. – Мы же за продуктами хотели заехать! Жрать и пить чего будем? Не возвращаться же в Монино…