Шаг вперед

Следующие четыре часа были как в сказке. Чем дальше – тем страшнее. Вопросы повторялись по кругу, переиначенные, со сменой акцентов, с искаженным смыслом или вообще без конкретики. Любое пожелание следователем услышать что-то конкретное побуждало меня рассказывать ему всё, что, так или иначе, было похоже на это пожелание. Бороться с собственным организмом с каждой минутой становилось всё сложнее и стоило большего количества ресурсов. Единственное что мне оставалось – попытаться загнать себя до полного отключения. Что и удалось почти через четыре часа. И я не уверен, что в последние перед потерей сознания десять минут я не сболтнул что-то, чего говорить не стоило.

***

Утро было страшным. Первая мысль, когда я проснулся и попытался осознать своё состояние была: «Зачем же я вчера так нажрался???». Вторая: «Убейте меня, проявите милосердие!». Переждав обострение болевых ощущений, спровоцированное моими слишком резкими мыслями, я медленно и не спеша, боясь потревожить состояние, в котором я подыхал не слишком быстро, и голова ещё могла медленно и плавно думать, пытался провести ревизию в своей памяти.

Помнил, что завтрак был. Помнил, что его съел. Правда, совсем не помнил, что именно было на завтрак. Помнил, что за мной пришли и куда-то отвели. Не помнил, кто пришел. Помнил китель, висящий на спинке стула. Помнил погоны с одним просветом и четырьмя звездочками. Помнил лакированные остроносые черные туфли. И больше я не помнил ничего. И, что заставляло меня паниковать всё сильнее и сильнее, я не помнил самого главного: Кто я? Остальное было не такое и важное, но всё равно было обидно не помнить «где я», «какое сегодня число», «что я пил» и «с кем я пил». Взрыв паники привел к новому приступу, резко навалилась чудовищная головная боль и я отключился.

Повторно пришел в себя на медицинской каталке, когда меня куда-то везли. Перед глазами мелькали лампы, создавая иллюзию движения в тоннеле и вызывая легкую дезориентацию и усиливающуюся тошноту. Состояние в целом было получше, чем в прошлое пробуждение, сдохнуть сразу не хотелось. Были силы немного помучиться перед смертью. Чуть скосив глаза в одну сторону, потому в другую зафиксировал своих сопровождающих. Мою каталку везли здоровенные детины, одетые в военную форму. На них даже халатов не было накинуто. Камуфляж, разгрузка, рации, гарнитура.

Мысли текли легко и почти не царапали тем, что я не всегда понимал смысл некоторых терминов. Например, камуфляж, разгрузка и рация, одетыми одним комплектом на крепких ребятах, толкающих каталку вместе со мной, ощущались логично и уместно. Причем что такое камуфляж и рация я ещё смутно представлял, их разновидности, назначение, принадлежность, а вот в смысловом поле за словом «разгрузка» зияла пустота. Хоть и была эта самая разгрузка перед моими глазами. Белый медицинский халат в этот комплект вообще никак не вписывался, но почему-то его отсутствие вызывало недоумение.

Паника подступила к горлу, мысли заметались под черепной коробкой. Что происходит? Что за дичь тут творится? Я попытался высказать это вслух, но моё горло издало какой-то сип, попытка поднять руки не удалась, что-то мешало им двигаться. Как и ногам. Сесть мне не дала рука одного из сопровождающих, как плитой придавившая меня к каталке.

– Поспешим, он пришел в себя! – голос одного из сопровождающих был под стать их внешнему виду.

Каталка въехала в лифт, и пока двери лифта закрывались, надо мной склонился совсем другой типаж. Ученый – псих. Классический. Белый халат, всклокоченные волосы, не знакомые с расческой, слегка сбившиеся очки, лихорадочно блестящие глаза, быстрая речь.

– Успокойтесь, пожалуйста! У вас был аллергический приступ на один из компонентов…

– Док! – густым басом прервал ученого-психа один из сопровождающих

– Кхм… да, простите, – слегка смутился тот, но тут же поправился и продолжил, – острый аллергический приступ, да! Первую симптоматику мы сняли, но для выведения вас из пограничного состояния нужна специальная аппаратура, реакция у вас редкая, мы вообще впервые сталкиваемся с такой реакцией на данный компонент…

– Док! – снова, пробасил солдат.

– В общем, молодой человек, – немного раздраженно и ещё быстрее зачастил этот тип, – прошу вас не паниковать и вести себя прилично, мы пытаемся вас спасти, и от вашего содействия будет зависеть успешность лечения. Постарайтесь не отключаться. Сконцентрируйтесь на окружающем, постарайтесь успокоиться. И не создавайте угрозу своей жизни своими же непродуманными действиями.

На этих словах лифт пришел в движение. Вниз. Опять почему-то это показалось неправильным. Хотя лифт, вроде, не совсем уверен, что точно понимаю, что такое лифт, может двигаться и вверх и вниз, но именно сейчас движение вниз вызывало иррациональное чувство паники.

Рука сопровождающего, так и лежала тяжелой плитой на моей груди, не давая пошевелиться. Становилось трудно дышать. Руки и ноги не двигались. Лифт спускался вниз метр за метром. Ненавижу беспомощность! Ненавижу, когда ситуация вокруг меня развивается независимо от моих усилий и я никак не могу на неё повлиять.

Мысли совершили странный кульбит и память услужливо показала тело молодого парня, спящего в кресле. Одетого в какой-то предельно футуристический, но органично выглядящей на нём высокотехнологичный боевой скафандр черного цвета. Шлем был сложен, открывая вид на лицо спящего. Очень знакомое лицо. Моё лицо!

С легким щелчком часть памяти встала на место. Я вспомнил, как я выгляжу. Я вспомнил, что меня иногда называют «Призрак», а иногда «Ник». Мало! Этого слишком мало! Нужно больше знать о себе! Недовольство, ставшее сильнее паники и раздраженной хваткой вырвавшее её ростки, принесло ещё один плод. Настойчивое инстинктивное желание покинуть поврежденное вместилище. И пока разум не успел осознать это бредовое желание и способ его осуществления, я отдал себя на волю инстинкта, самым настойчивым образом требующего срочно покинуть вместилище, пока повреждения не проникли глубже и не стали необратимыми.

Мгновение дезориентации и вот я стою/вишу/парю рядом с собой, лежащим на кушетке. В лифте, спускающемся сквозь метры железобетона куда-то вниз.

И нахожусь в состоянии крайнего шока, пытаясь осознать, что со мной произошло, так как память вернулась мгновенно и в полном объеме. Этот грёбаный капитан выжег мне мозги! Просто и незамысловато, использовав какую-то химию, в попытке заставить меня говорить правду. Понимание ситуации, в которой я оказался, вызвало ледяной озноб, сдавивший меня со всех сторон. Грань оказалась слишком близка. Настолько близка, что я заглянул за неё, даже не понимая этого.