Первый урок чародея

- Я еще не закончил, - сказал Грегор Чапмен, подняв голову. На меня смотрела молодая копия лорда-главного судьи.

- То есть, это он должен твои проблемы решить? – спросил я. – Не боишься, что кинет, как нажрется?

- Не боюсь. Мы ее по очереди использовать будем.

- Дети… - понял я.

- Изысканно, правда? Представляешь, сколько силы и удовольствия и выгоды я получу от этой мести? Такое даже интригану Лукасу не снилось.

- Почему именно дети? – спросил я. – Почему не использовать бойцов, у них всяко энергии больше?

- Не только дети. При использовании одаренных, что не вошли в силу, коэффициент полезного действия ритуала выше, - сухо объяснил Чапмен, словно мы о какой-то машине говорили. – Сила в них еще не устаканилась и ее легче отобрать. Ты например, подходишь отлично.

- Просто уточнить, - сказал я. – Это я тебе зуб выбил? Застряло в голове, никак не уходит.

Грегор вымученно улыбнулся.

- Шутник, - сказал он, после чего обратился к Нине. – Он не обязательно должен быть цел. – Арочник указал на пыточные инструменты. – Можешь пока развлечься.

На столе лежала отличная кочерга с двумя острыми изогнутым под прямым углом языками. Я представил, как они проламывают черепушку Арочнику и впиваются в мозг. Было бы идеально, да только, кроме жезла, что легко вырезал символы в камне, у Чапмена был полный набор амулетов: Перстни, булавки, наверняка пара висюлек на цепочке под рубашкой.

Не реально. Мне его не убить.

- Что скажешь, Дункан, - спросила Нина и повторила жест Чапмена. – Развлечемся?

- Сомневаюсь, - ответил я, - что у меня есть выбор. Хотя… - Я решительно миновал стол и направился к «железной деве».

У Саймона получилось с того света вернуться и подпортить мне жизнь. Конечно, там были особые условия: море эфира и эмоций, страдания погибающих химер и желание жить, а еще ненависть, которую Ферон питал ко мне, своему убийце.

Ненавижу ли я Нину и Арочника? Безусловно. Но сомневаюсь, что для возвращения мне хватит этой ненависти, да и не мой это путь. Я должен вернуться, ради детей… Этих мне уже не спасти, и от этого больно. Беспомощность горит в груди позорным клеймом. Я должен вернуться, чтобы не дать этим двоим творить свои злодеяния дальше! Я открыл третий глаз, собирая эфир в тугой комок, от чего кожа над переносицей почала зудеть. Мне показалось, что если шип войдет в эту точку, шансы вернуться будут выше. Я взялся руками за шипы на открытых дверцах, выбрал самый ровный на задней стенке пыточной машины, прицелился, подался назад.

- Если позволишь, - сказал я Нине. – Мне нравится «дева».

Ноги уперлись в пол, мышцы рук напряглись, пальцы на шипах захрустели, желание жить резануло в груди, и я бросился вперед. Мир резко дернулся и потемнел, словно кто-то выключил свет… А потом включил снова. Голова болела, болела шея, а склонившаяся надо мной Нина сказала.

- Это была бы пустая трата ценного ресурса.

Что-то теплое попало мне в глаз, я моргнул и протер его. Пальцы окрасились кровью. Почти получилось. Надо было меньше болтать, глядишь, Нина и не успела бы выдернуть.