Резко раскрылась дверь, и вместе со сквозняком внутрь вошел отец, пропустив вперед сестер и чуть погрузневшее пузо.
— Я услышал голос… — начал он, глядя на учителя, потом заприметил мой силуэт на фоне окна и гораздо строже произнес: — Максим!
Отец схватился за пряжку ремня и дважды попытался вывернуть ее из-под пресса живота.
— Ладно, потом, — задумчиво произнес он и вновь посмотрел на меня.
— Извините меня, пожалуйста, — потерянно сказал я, продолжая сматывать веревку.
— Максим, не надо! — сорвался голос отца, а руки отчего-то протянулись в мою сторону.
— Да нет, надо. Я очень перед вами виноват, — настаивал я на извинениях, дергая канат и пытаясь скинуть его с зацепа на крыше.
— И вовсе не виноват, — занервничал папа. — Да ведь, девочки?
— Ага! — пискнули хором Тоня с Катей.
— Я сильно вас подвел, — покачал я головой.
— Максим, давай обсудим это позже, — сглотнул отец. — А пока убери веревку, очень тебя прошу.
— А? — удивился я, глядя на моток каната, кольцом свитого у меня на руках. Рядом зеркалил удивлением учитель. — Да нет, это не то, что вы подумали. Я по ней в окно залез.
Верхняя петля наконец-таки слетела с крепления.
— Уф, — выдохнул Михаил и чуть присел, упершись ладонями в колени. — Не делай так больше.
— Не стану, — гарантировал я, будучи уверенным в своих словах. — Больше никогда не стану писать письма под чужим именем.
— И это правильно.
— И никто не сможет написать, — решительно кивнул я.
— Ну, за остальных мы не в ответе. Если у них там такой бардак с электронной подписью…
— В ответе, не в ответе, но я на всякий случай флешку с собой забрал. — Примерившись к мотку веревки и пространству небольшой комнаты, я все же решил выкинуть ее в темноту сада.
— Ай! — тут же крикнула темнота голосом Федора.