— Дядь Коля всегда мечтал отправиться в плавание, — задумчиво вздохнул Артем, глядя на посеревший от расстояния силуэт.
— Так ведь Юра? — автоматически поправил его Пашка.
— Когда в школе — да, — непонятно отозвался тот и, махнув на прощанье рукой, зашагал на самую первую нашу репетицию.
Хотя четыре дня назад мы еще не особо знали, что станет нашим танцем, а что — музыкой к нему. Оказалось, чтобы найти решение, надо просто начать изображать то, что должно стать танцем, наигрывая музыку в такт движениям. В пустом после занятий спортивном зале грустил чистый звук скрипки в осеннем дожде фортепианного наигрыша, перемежаясь шиканьем Светланы из-за отдавленных ног и грохотом барабана пытающегося найти вдохновение Федора.
На второй день барабан у брата отняли, заменив треугольником. Федор усилил треугольник двумя топазами. Долго извинялись за треснувшие стекла. Отняли треугольник.
Вручили Федору маракасы и строго-настрого запретили что-то прикручивать. Федор прикручивать не стал, но засыпал камни в колотушку. На удивление, получился дивный и загадочный звук, очень красивый. Понравилось не только нам — ближе к вечеру им кто-то так заинтересовался, что аж дверь скреб, желая попасть к нам на концерт. Открыл дверь, посветил в темный коридор Звездочкой — сбежали. И так — три раза за ночь. Хамство!
Подарком в первый день стал визит Руслана Артемьевича — кроме обещания всемерной помощи последовало разрешение использовать спортзал круглосуточно и освобождение от посещения уроков. А еще он обрадовал тем, что в первом туре разрешили пользоваться Силой — и это была новость из тех, что на мгновение пробирают холодом тревоги, обескураженностью от собственной забывчивости и теплой волной облегчения от того, что просчет не станет фатальным. Ведь, планируя номер, мы действительно позабыли о главном условии турнира и хороши бы были, оставшись на сцене без ключевого элемента.
Правда, не обошлось без небольшой кислинки — несмотря на послабления и добрые вести, домашние задания все равно придется сделать, но позже.
— Зачем волноваться о времени, до которого мы можем и не дожить, — меланхоличным голосом успокоил всех Артем.
Его единственного не обрадовало известие о новом пункте, введенном в правила. Ведь разрешили не только нам, а всем — и тем самым «всем» тоже будет что показать.
На третий день избыточное внимание стало ощутимо мешать. Учащихся к нам не допускали, выставили охрану (она же не допускала Пашу до Кати и Марины, о чем тот грустил столь же тяжело, как Машк о закрытой форточке), но преподаватели находили способ оказаться рядом и удостоить нас ряда советов, очень важных с их точки зрения — как держать руки, как двигаться и какой длины должно быть платье (это они еще про стальное кольцо не знали). И попробуй не выслушать — у этих людей в заложниках наши четвертные оценки! Пришлось рассказать про трудовика и плот — тем более что он третий день не появлялся, а батон должен был уже закончиться. Пусть ищут!
— Вот, найдешь людям дело — и они сразу не мешают, — довольно констатировал я вслед торопливо удаляющимся спинам.
— Значит, «мы с ним поспорили и он отправился вниз по течению»?! — ворвался через некоторое время в зал Руслан Артемьевич.
К счастью, все быстро уладилось, и легкое недопонимание успешно разрешилось вызовом милиции и спасательного вертолета.
А нас целый вечер никто не беспокоил, кроме безымянных хулиганов, исцарапавших весь низ двери — прямо там, где днем было написано помадой: «Паша, я тебя люблю!» Вот и нет загадки — никакие это не любители музыки.
— Конкуренты, — сочувственно похлопал я друга по плечу.
Тот с сомнением примерил большой палец к особо глубокой борозде.
— Серьезные конкуренты!
Но место все равно пришлось менять — большое металлическое кольцо не могло пролезть через дверь спортзала. Танец был готов, музыка убедительно напоминала венский вальс, оставалась ерунда — проделать то же самое, перешагивая через острые грани.
С реквизитом вышло непросто. Нам нужны были костюмы, сшитые по советам Светланы, — чтобы быть готовыми ко всему.