— Я испытал наиглубочайшее искреннее раскаяние, о чем уже успел сообщить.
— Кому?!
— Пилоту.
Тот все равно не говорил по-русски, оттого слова шли легко и от самого сердца.
Артем побуравил меня хмурым взглядом и вздохнул, не найдя контрдовода.
— Затем ты привозишь совершенно постороннюю женщину.
— Попрошу повежливей про мою бабушку!
— Максим, она ведь тебе даже не родственница по крови! — всплеснул руками Артем.
— А я не родич Федору, — построжел голосом, чтобы привести товарища в чувство.
— Извини… Просто это в голове не укладывается.
— У нее никого нет, а у нас нет бабушки. — Я повел плечом, поворачиваясь к городу. — Попробуем пожить вместе.
— Вот так просто?!
— Она — хороший человек. А в нашем доме еще много пустых комнат.
Да, сложно определить доброту и честность человека за неполный день. Пусть даже интуиция шепчет, что такие вареники не могут выйти из-под рук плохого человека, — всегда имеется шанс ошибиться. Но у меня есть Федор, а у него — дар смотреть внутрь людей.
Внутри Веры Андреевны чернел мертвый лес, окруживший крохотную прогалину с проржавевшими качелями, опутанными ветками тусклых деревьев. Высокая трава, вся желтая от жестокого солнца в зените, укрывала под собой старые ходы и тропинки. Но все это — пугающее и грустное — было уже не важно. Потому что сотнями тысяч пробивались на ветвях зеленые почки, а значит, скоро придет весна и лес вновь расцветет. А качели мы смажем, и на поляну вновь вернется смех.
Только знать это — про талант Федора и про то, что он видел, — Артему вовсе не нужно.
— Пусть, — махнул друг рукой. — Признаю, это ваше семейное дело. Хорошо, Веру Андреевну пустили в крепость, потому что она твоя бабушка. Но почему ей вот так просто разрешили зайти на кухню — туда, где готовится еда для всех?
— Но-но! Там столько творога нет.
— Ладно, но себе они тоже там готовят? — прищурился он пытливо.
— Наверняка.