Резко дернулась дверь, пропуская запыхавшуюся медсестру в белом халате и чепчике, сначала она посмотрела на приборы, а потом, охнув, на меня.
— Доброе утро, — проявил я учтивость.
Та охнула повторно и столь же внезапно скрылась в коридоре, предоставив автоматической двери медленно затворяться. Судя по проглянувшему уголку большого плаката, закрепленного в коридоре, больница.
Двери закрыться не позволили.
Воровато оглянувшись по сторонам, в проем буквально втек Федор, скинул ботинок с левой ноги и оставил его в проеме.
— Электронные замки, — смущенно ответил на мой любопытствующий взгляд и с возмущением добавил: — Охрана страшная! Все хотят прическу испортить и к родителям отвести! Еле прорвался.
Брат осторожно присел на край кровати.
— Как ты? — обеспокоенно взял я его руку, оглядывая еле заметные рубцы на коже возле локтя и чуть синеватые — на фалангах пальцев.
— Да нормально, — махнул он другой рукой, явно храбрясь. — В первый раз было гораздо хуже.
— Федор, если ты не перестанешь так рисковать… — построжел я, скрывая за тоном заботу.
— Буду, — упрямо насупился он.
— А если ты погибнешь, что папа, сестры и я станем делать?
— Это я к тебе пришел, а не ты ко мне! — запыхтел он возмущенно. — Это я должен тебя ругать! И вообще, я не погибну. И тебе не дам! — категорично мотнул он головой.
— Я ведь до конца не знал, жив ли ты. Верил искренне, но не знал, — прикрыл я глаза.
— У меня просто пока кровать маленькая, — засмущался Федор. — И то, что под ней обитает, тоже. Вот когда я вырасту, никто не сможет нас обидеть!
— Послушай мудрого человека, дожившего до тринадцати лет. Всегда найдется кто-то, у кого кровать будет больше, а ужас под ней — опаснее.
— Но я не хочу вас терять… — понурился он.
— Главное, не теряйся сам, — чуть сжал его руку. — Для решения остальных проблем у тебя есть старший брат.
— Ты три дня лежал без сознания, — всхлипнул Федор. — Знаешь, как страшно?
— Да мне уже поспать нельзя! — делано возмутился я, обрадованно отмечая улыбку на лице младшего. — И вообще, мы ведь справились? Значит, все хорошо.