В своем письме «Друзьям с Украины» Любовь Космодемьянская — мать Героя Советского Союза Зои Космодемьянской — рассказывала: «…Когда Зоя прибыла в партизанский отряд и взяла себе партизанское имя „Таня“, ее товарищи спросили, почему она так назвалась. Тогда она рассказала им об одной украинской учительнице, о Татьяне Соломахе, погибшей в гражданской войне героической смертью. Белогвардейские палачи с пытками допрашивали ее, но молодая украинка держалась гордо и не выдала товарищей…»
Эти волнующие события легендарных дней революции и гражданской войны еще и сейчас хорошо помнят на Кубани. Седобородые деды, перед которыми когда-то дрожали белые армии, любят вспоминать свою боевую молодость…
Скромный гранитный обелиск в центре станицы Попутной. Золотом сияют на нем имена героев. Возле него в торжественные и праздничные дни, особенно 7 ноября, выстраиваются четкие ряды пионеров, отдающих салют мужественным партизанам.
Трубит горн, гудят барабаны… Звонкие голоса произносят клятву. А невдалеке замерли деды — живые свидетели и участники великих битв, боевые друзья бессмертной Тани Соломахи — Назар Шпилько, Ефим Гречко, Иван Богданов, Прокоп Шейко, Тритенко, Немич…
Развеваются их белые чубы, куда-то всматриваются старые казаки. И, кажется, видят они, как гремит их полк по дорогам революции, как летит впереди она, орлица Кубани…
Но разве только старых ветеранов волнуют картины суровых дней? Разве не откликнется могучим эхом в сердцах миллионов подвиг кубанской девушки?!
Автор предлагает тебе, дорогой читатель, перенестись вместе с ним в героическую эпоху великих сражений за народное дело…
1.0
Сергей Плачинда
ТАНЯ СОЛОМАХА
I
Кружатся без устали суховеи над станицей, солнце палит нестерпимо, горячий ветер сушит землю, раскачиваются, гудят колокола, и грустно шумят хлеба…
— …А живи, сынок, честно и по правде. Хлеб добывай мозолями, как с дедов-прадедов повелось. Как похоронишь меня, продай телочку, а осенью доложишь заработанные — лошаденку купишь… На покров женись, начинайте откладывать на земельку, пока руки молодые. Может, хоть ты… Мы с отцом твоим всю жизнь тянулись… Да вот видишь… до ямы дотянулись…
Нет, не разрыдался Иванко, стоя посреди хаты, не грохнулся оземь от тяжкого горя… Только дрожал он, как в лихорадке. «Неужели это станется? Не может быть! Нет!» Но он видел все: и посиневшие губы матери, и тускнеющий ее взгляд, и затаенные, сдерживаемые кончиками косынок слезы на глазах соседок.
— А сватов к кому пошлешь, сынок? Эгей, доля моя, не дождалась я ни невесточки, ни внучат… А если к могиле моей придешь советоваться, так и из гроба крикну: «Бери Христю!..» То-то девушка, хоть и из бедного дома… работящая и пригожая, как ясочка. Да и как любит тебя…
Облизнула обожженные губы и зашептала, тяжело дыша:
— Подойди поближе, наклонись, сынок… Вижу: Соломахина Таня по сердцу тебе… Знаю, сынок, знаю. Во сне имя ее шепчешь… Но посуди сам — панночка она, Иванко… Хоть и золотое дитя — дай бог ей счастья и здоровья на всю жизнь! — много мне добра сделала, да неровня она тебе.
Тихо. Жужжат в углу мухи, всхлипывают соседки, во дворе кудахчут потревоженные куры. По улице прогрохотала линейка, и у Иванки защемило сердце: «Вот бы мне этих коней — отвез бы матусю в Армавир».
А мать лежит немощная, тихая, угасающая. Красивое, всегда румяное лицо пожелтело. Только глаза — большие, синие — с жадностью следят за всем.
С грустью оглядывает она опрятную горницу. Все своими, вот этими натруженными руками делала: лепила с покойным Панасом гнездо, белила, маками да ветками калины разрисовывала стены под потолком — все хвалили да приходили поучиться. Перед болезнью, угнетенная тяжелыми предчувствиями, снова подбелила хату, заново ярко разрисовала печь подсолнухами и барвинком, рушники повесила, а пол присыпала любистком и мятой.
ebooksa