Рай для грешников,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я сам в шоке – без очков даже в стену не попадаю. Принести справку от окулиста?

– Вот видишь, и биография у тебя безупречная. Итак, мы имеем к тебе предложение.

– А точнее?

– Войти в штат нашего сектора. Тогда мы сможем тебя прикрыть.

– Не, ребята, не про меня такая жизнь. Заждались родные рукописи.

– А вот тут, батенька, мы вас и поправим, – сказал Вараксин. – Для кого ты писать собрался? Какие читатели? Они мертвы. Уж десять лет народ живёт в интернете да в телевизоре. А книги – глас вопиющего в пустыне. Или на кладбище.

– Не-а, немножко наоборот. Не понимаете вы моей музыки. Сочинительство – занятие более чем настоящее. Божественное. Сигареткой угости, Анатолий Борисович.

Он щёлкнул по дну пачки и протянул мне.

– Ведь кто такой автор? – продолжил я. – Господь бог, кто даёт начало мирам и человекам. Не было этого дядьки, и той милой дамы, – и вот явились свету. Думаете, Анна Каренина погибла? Протестую, живее всех живых. И огоньку, пожалуйста.

Ратников щёлкнул зажигалкой.

– На кладбище, говорите? Скорее уж в родильном доме. Хотите встречное предложение? – я пустил дымное кольцо, вослед ещё одно; догнав первое, оно прошло сквозь него.

Белый и Вараксин хмыкнули.

– А давайте-ка оба-два к нам, в пятый сектор. Такие крутые, столько повидали. А ремеслу писательскому научиться несложно. Я помогу.

– Не надо включать Швейка, – сказал Ратников. – Дело серьёзней, чем кажется. Ты сразу в двух чёрных списках.

– Это как это?

– Формально ты убийца. Победит на выборах Путин – загремишь в Зону. А выиграет Джокер, до суда не доживёшь. Побереги себя, Александр Павлович.

– А если тут, но в пятом секторе? Живут же люди в посольствах.

– Или в монастырях. Нету лучшего приёма, чем сидеть всё время дома, – сказал Вараксин.

– И как долго ты будешь под корягой ховаться? – Ратников потёр подбородок. – Имей в виду, ребята Носорога наэликсирятся непременно, и будут коротать свой век до-о-лго. Чего улыбаешься? А здесь ты через год от тоски взвоешь.

Я промолчал.