Когда его просьбу выполнили (теснившиеся сзади девушки хихикали и отпускали сальности), Залесски сделал пару глотков из стоящей рядом с тахтой бутылки, повернулся на бок и захрапел.
— Да, не хило, — с вожделением взглянул Серж на присевшую в кресло работницу секс-индустрии. — Слышь, красотка, пойдем, поскачешь на мне. Только без браслетов.
Что было дальше, «солдаты удачи» помнили смутно, но поутру они проснулись в части, в той самой комнате казармы, где временно проживали.
— Ну как? Все на месте? — спросил со своей койки Блад, закуривая натощак первую сигарету.
— Француз остался у баб, — зевнул в углу Серж. — Сказал, пока всех не перетрахает, не вернется.
Залесски молча встал с койки, прошлепал босыми ногами к холодильнику, открыл его и бросил каждому по банке пива.
— Кстати, кто такой Будьмо? — высосав свою и утерев губы, поинтересовался у Сержа Блад. — Каждый тост русские завершали этим именем.
— А хрен его знает, — пожал плечами Серж. — Но пить за этого козла я больше не буду.
Глава 5
Беркут — птица степная
Уже вторую неделю Шубин с Шалимовым отсиживались на даче Свергуна в Дарнице.
В окружающем ее сосновом лесу было тихо и безлюдно. Иногда покой нарушался дробным стуком дятла в чаще, да с крон старых берез вниз порой рушились пласты снега, подтаявшие на весеннем солнце.
Дача досталась Юрию в наследство от отца, работавшего в свое время инженером на «Арсенале»*, и находилась в садово-огородном товариществе, многие дома которого в эту пору еще пустовали.
Рана у майора заживала не так чтобы очень, но в целом дело шло на поправку. Днем, сначала с помощью Шалимова, а затем сам, Александр Иванович потихоньку ходил по садовым дорожкам, а после прогулок отдыхал в шезлонге на открытой террасе. Каждые два дня, как правило в сумерках, их навещал Свергун, доставляя продукты с медикаментами и сообщая новости. Они были тревожными. С началом весны на востоке Украины начали проходить акции протеста. Их участники не признавали новых губернаторов-олигархов, назначенных после бегства Януковича новой властью, и требовали федерализации. Вспыхнув в Донецке и Харькове, митинги ее сторонников продолжились в Мариуполе, Луганске, Славянске, Краматорске, Енакиево и других городах, а также во многих более мелких населенных пунктах.
— Чувствую, поднимется Донбасс, и Киеву мало не покажется, — сказал как-то Александр Иванович Шалимову, когда они вечером смотрели по TV обзор событий.
— Шахтеров трудно вывести из себя, — согласился прапорщик, — но затем хрен остановишь.
Между тем события на Правобережной Украине становились все драматичнее. В Киеве, Львове и других ее городах прошли очередные шествия радикалов под лозунгом «Бандера прыдэ — порядок навэдэ!», сопровождавшиеся погромами офисов коммунистов и поджогами синагог, а заодно избиениями несогласных и разрушениями памятников вождю мирового пролетариата. В Раде правили бал Яценюк с Тягнибоком и себе подобными, страна явно скатывалась к нацизму. Но далеко не все регионы желали с этим мириться.
В Симферополе начались массовые акции протеста, завершившиеся всенародным референдумом, Республика Крым объявила о своей независимости, вошла в состав Российской Федерации. По ее примеру на востоке восстали Донецк с Луганском, отказываясь подчиняться новой власти и объявив декларацию о своем суверенитете.
Перетрусив, новые хозяева Украины в лице исполняющего обязанности президента, евангельского баптиста Турчинова, с одобрения Рады заявили о начале антитеррористической операции на территории Донбасса, чтобы привести непокорных к повиновению. А поскольку в ходе Майдана правоохранительные структуры ими были разгромлены и деморализованы, а боеспособность украинской армии оставляла желать лучшего, власть призвали под знамена ΑΤΟ бандеровцев УНА-УНСО с нацистами «Правого сектора». Назначенный всей этой камарильей министром внутренних дел некий Аваков (в прошлом фигурант ряда уголовных дел и сексуальных скандалов) спешно начал формировать из них «национальную гвардию». Толпы записывающихся туда молодчиков дружно скандировали «Москалив на ножи!», депутаты Рады призывали залить Донбасс кровью, а освобожденная из тюрьмы и внезапно восстановившая подвижность Юля Тимошенко — сбросить на него атомную бомбу.
— Это гражданская война, — посмотрев в очередной раз по телевизору выступления «первых лиц» государства, с горечью сказал майор Шалимову. — Я еду к своим в Донбасс. Не могу тут больше сидеть сложа руки.