— Я не знала, что она собирается звонить. Она не говорила мне.
— Ничего. — Он медлит. — Она производит впечатление.
— Это один из способов ее описать, я полагаю.
— Вы очень разные.
— Спасибо.
— Я не имел в виду ничего такого. Вы сами это однажды сказали. — Он опять мнется. — Она сказала, у вас есть для меня письмо?
— Она так сказала?
— Что-то насчет вашей сестры и кредита.
— Я не хочу брать ваши деньги, — тихо говорит она, будто себе самой.
— Вы уверены?
— Да.
— На самом деле, это не проблема, — страстно, торопясь, прощая ей обиду, — не нужно сейчас ничего говорить, я буду рад, мне это ничего не стоит…
— Я не хочу ваших денег, Джон.
— Хорошо, — говорит он и обрывает себя. — Ладно.
Молчание висит между ними, густое, как пыль, и она уже еле выдерживает его, и тогда первым его нарушает Джон.
— Все это много для меня значило. — Он снова улыбается, уже не ей, а вещам вокруг, чертогам и башням из коробок. — И для Натана тоже. Всего побольше, вот чего он хочет. Он никогда ни в чем не нуждался, но все равно вечно беспокоится. Все становится ничем. — Вновь выжидательная пауза, напряженная, он уже отыскивает предлог нарушить ее снова. — Даже будь я на десять лет моложе, не поверил бы, что вы можете отказаться от такого предложения.
— Вы очень близки, — говорит она и радуется, когда он умолкает. Смотрит на нее, сбитый с толку.
— Кто?
— Вы с Натаном.
— Да. Мы близки, да.