Она медлит всего секунду. Пауза вышла отчетливая и точная, как интервал в музыке. Он выпрямляется, отодвигается от нее.
— И я не уверен.
— Я могу помочь, — повторяет она, громче, чем ей хотелось, и Лоу почти прищелкивает языком, разочарованно, будто отмахиваясь.
— Нет. Вы можете только задавать свои вопросы. А я могу на них отвечать. Вот и все.
— Хорошо, — говорит она, и умолкает: горло перехватило. Так внезапно, неожиданно и обидно, что ее мутит. Он встает, распрямляется, на затекших ногах подходит к стеклянной стене. Смотрит на кедры, на ярусы зеленых ветвей.
— А вы же не верите в бога, правда, Анна? — И опять она не понимает, издевается он или просто так спрашивает. И опять изнутри поднимается боль, и вместе с ней противоядием растет гнев.
— А вы что же, верите? — Он не оборачивается.
— Все лучшие математики верят в бога.
— Почему вы не можете просто отвечать на мои вопросы?
— Потому что они не просто ваши. Вам за них платят.
— Ясно. Ладно. Мистер Лоу, для чего вы положили четыре миллиона на счет вашего одиннадцатилетнего сына?
— Задайте другой вопрос.
— С удовольствием. Над чем вы работали ночью?
Он фыркает.
— Не так просто объяснить…
— Как думаете, легче будет объяснить суду?
Его руки безвольно повисают вдоль тела, теперь он стоит недвижно, и за спиной у него стекло, а за стеклом деревья.
— Я работал над общей проблемой криптографии. Теоретический вопрос.
— За прошедшие тринадцать лет вы скрывали какие-нибудь персональные доходы или избегали платить британские налоги с персональных доходов, кроме того, что хранится в депозитарии в Татарском проливе на имя вашего сына, Натана Лоу?
Он медлит только мгновение.