Девять негритят

22
18
20
22
24
26
28
30

Хакимото-сан довольно давно жил на этом свете, настолько давно, чтобы не забыть, что русские и американцы причинили японцам и его семье тоже немало горя. Они унизили его народ в последней войне и убили близких ему людей. Потому он имел право не любить их.

Омура имел древние самурайские корни, а настоящий самурай никогда ничего не забывает и не прощает. Тем более пережитого им унижения! Вначале должен умереть он, а после него смениться еще несколько поколений, прежде чем наступит искупление, прежде чем придет прощение. Так должно быть!

А вышло — вон как!..

Он бы никогда не стал делить дом и трапезу с бывшими врагами своего народа, но в космос пока летали только русские и американцы, и больше никто, что заставляло его мириться с ними. И принимать их странные и, на взгляд японца, дикие обычаи, которые его удивляли и иногда раздражали, чего он не показывал, пряча недовольство за привычной японской улыбкой.

Его обиды были глубоко спрятаны внутри него, никак не прорываясь наружу. Он ни с кем не воевал, но и не заключал ни с кем мира!

Он имел право быть таким, какой он есть!

Любить тех, кого любил.

И не прощать тех, кто был виновен в смерти любимых им людей.

— Ну что, еще по одной… капле? — спросил на своем языке русский космонавт, постукивая ногтем указательного пальца на бутылке.

Его слов не поняли.

Но его — поняли…

И все снова заулыбались.

И Омура Хакимото тоже…

— За то, чтобы наш полет прошел на должной высоте!..

ЖИЛОЙ МОДУЛЬ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОСМИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ

Десять часов пятнадцать минут по бортовому времени

— А теперь — небольшой сюрприз!

И русский космонавт, которого звали Алексей, вытащил еще одну бутылку. Точнее, бутылочку с желтоватого цвета жидкостью, в которой что-то плавало.

Это не была водка и не была икра. Это было что-то новенькое, что-то сверх утвержденной программы.

— Знаете, что это? — спросил, интригуя, русский. И, указывая на бутылочку, торжественно объявил: — Это знаменитый женьшень! Настоящий!

Американцы ничего не поняли, тем не менее радостно закивав. Женьшень — так женьшень, особенно если он не хуже той, что они только что выпили, русской водки.