Метель

22
18
20
22
24
26
28
30

На вершине холма они развели большой костёр, после чего Петька отпустил кучера.

– Как же так, барин? – непонимающе завертел Антипка бородатой головой. – Вы один останетесь здесь? Ночью? В метель? Разве так можно?

– Можно, – подтвердил Пётр.

– А что мне передать Денису Васильевичу?

– Передай, что у меня всё хорошо. А завтрашним вечером, Антип, подъедешь сюда. Заберёшь меня, или – не заберёшь. Это уже как Бог даст…. Да, и парочку факелов мне оставь. На всякий случай…

Он бестолково – с горящим факелом в руке – бродил по холму и истово молился:

– Господи, перенеси меня обратно, в мой 2012-ый год! Ну, пожалуйста! Что тебе стоит? Ты же всемогущий и добрый…. Или, наоборот, доставь эту чудесную девушку сюда! Я без неё жить не хочу…. Понимаю, что так говорить нельзя, мол, страшный грех. Но, как же – мне – без неё? Ты, вот, сам посуди…. О-па! Сверкнула первая зелёненькая молния! Ещё одна! Только, Господи, далековато будет. Внеси, пожалуйста, поправку в прицел! В смысле, откорректируй немного…

Один раз в полчаса Пётр возвращался к костру: отогревался, сучковатой палкой ворошил бордовые и аметистовые угли, подбрасывал в огонь новые дрова. Неуклонно приближался рассвет, метель стихала, прямо на глазах превращаясь в ленивую позёмку. Светло-зелёные изломанные молнии сверкали всё реже и реже.

– Неужели, это всё? – потерянно пробормотал Петька. – Жаль. Очень жаль. Такая красивая история могла бы получиться…

Неожиданно всё вокруг наполнилось ярким, изумрудно-зелёным светом. По глазам – словно бы – провели острой бритвой. По ушам звонко ударила, грозя разорвать барабанные перепонки на мелкие кусочки, звуковая волна. В голове образовалась серая пустота, уже через мгновение-другое преобразовавшаяся в безысходную черноту….

Понимая, что падает в обморок, Пётр успел подумать: – «Похоже, что Бог, всё таки, существует. Лишь бы он перенёс меня в нужное место и Время. Без всяких там каменных веков и египетских пирамид…».

Сознание возвращалось медленно и неохотно. В ушах тоненько и нудно звенело-плакало. Перед глазами плыли, медленно расходясь в стороны, оранжевые, бордовые и фиолетовые круги. Нестерпимо воняло сероводородом и горелой шерстью.

– Ерунда, – тихонько пробормотал Петька. – Главное, что живой. Всё остальное не стоит и выеденного яйца…

– Правильно, главное, что живой, – подтвердил нежный голосок. – Всё остальное, даже вместе взятое, ерунда ерундовая…

Почувствовав на своей щеке чью-то нежную, мягкую и бархатистую ладошку, он открыл глаза и осознал, что его губы – непроизвольно и радостно – складываются в широченную улыбку.

«Здесь уже утро. Весёлые солнечные зайчики скачут-прыгают повсюду», – удовлетворённо сообщил внутренний голос. – «И она рядом. Светленькая такая, симпатичная, с задорно вздёрнутым вверх носом-кнопкой и парой сотен веснушек на милом личике, неожиданно-чёрнобровая. Глаза тёмно-синие, ласковые и тревожные одновременно. А на правой щеке змеится свежая глубокая царапина…».

– Оля, у тебя кровь на щеке, – сообщил Петька.

– Я знаю, – согласилась девушка, осторожно касаясь царапины носовым платком. – Это когда зелёная молния ударила в гранитную скалу, то во все стороны полетело каменное крошево. Вот, и меня зацепило немного. Теперь, наверное, останется шрам.

– Я тебя буду любить и со шрамом.

– Я знаю.