Метель

22
18
20
22
24
26
28
30

Неожиданно в небе сверкнула длинная, непривычно-изогнутая светло-зелёная молния, через мгновение – вторая. Секунд через семь-восемь раскатистого и глумливо прогремел самый настоящий гром.

– Ни фига себе! – восхищённо и чуть испуганно выдохнул Петька. – Зимняя метель, сопровождаемая грозой? Да, какой же сложный и странный мир нас окружает со всех сторон! Чудны дела твои, Господи!

Он осторожно постучал замёршей ногой по чёрной покрышке внедорожника:

– Эй, братишка! Пойду я, пожалуй, в Шадрино. Типа – к людям, спасительному теплу и деревенскому уюту. Извини, что бросаю тебя здесь одного – на растерзание безжалостной снежной стихии. Но…. Жить, понимаешь, очень хочется. Так что, бывай! Я обязательно вернусь. Кстати, седельный пистолет я оставлю на водительском сиденье, всё равно у меня нет при себе ни пуль, ни пороха. Зачем таскать явно-бесполезный груз?

Пётр, пригибаясь и прикрывая воротником тулупа лицо от резких снежных потоков-порывов, начал спускаться с холма, идя по наполовину занесённым следам Глеба и Ольги.

– Не заблудимся, чай, – бормотал он себе под нос. – Ага, вон и первый огонёк появился впереди. Шадрино, наверное, не иначе…. Или – Жадрино?

Пройдя, ориентируясь на одинокий, светло-оранжевый огонёк-светлячок, метров триста пятьдесят, Петька остановился как вкопанный: следы товарищей пропали. Резко и сразу, как будто у Глеба и Ольги неожиданно выросли за спинами орлиные крылья, махая которыми, они и улетели – в неизвестном направлении. Вот узенькая тропинка дошла до приметного прямоугольного камня и исчезла, впереди простиралась только ровная, ничем и никем не потревоженная снежная равнина…

– Пади! Пади! В сторону! – из темноты неожиданно вылетела тройка гнедых мосластых лошадей, влекущих за собой неуклюжий кожаный возок, установленный на санях. – В сторону! Прочь с дороги! – надрывался сидящий на облучке кучер, отчаянно орудуя кнутом. – Пади!

Прошло несколько секунд, и возок – вместе с гнедыми лошадьми и сердитым кучером – растворился в метельной ночи, словно бы его и не было никогда…

Глава четвёртая

Венчание и старые развалины

Пётр, совершенно ничего не понимая, минуты полторы нерешительно потоптался на месте, бестолково рассуждая вслух:

– Так – волей-неволей – можно и в чудеса поверить! Или, наоборот, в окончательное и бесповоротное торжество науки. Например, непревзойдённой уфологии…. То бишь, произошли некие судьбоносные магнитные аномалии, за которыми последовал ни кем несанкционированный пробой-пролом во Времени. Ага! Ну, а Глеб с Ольгой туда успешно и провалились…. Невероятный горячечный бред? Может быть, и так. Вполне, даже, может…. Но что-то я, хоть убей, не вижу других правдоподобных и логичных объяснений. Не вижу, и всё тут! Тройки – с бешеными ямщиками на облучках – ещё разъезжают, не пойми, куда и откуда…

Вскоре, так и не придя к окончательному решению этой метельной головоломки, он двинулся дальше, на свет далёкого огонька. Так океанский корабль, нечаянно заблудившийся в бескрайних морских просторах (например, компас вышел из строя), всегда устремляется к ближайшему маяку, надеясь хоть там определить своё истинное местоположение.

Метель – как-то незаметно и неожиданно – изменилась, став неправдоподобно плавной, медленной и – визуально – чуть-чуть сиреневой. А ещё, при этом, совершенно бесшумной.

– Ерунда какая-то ерундовая, блин снежный! – непонимающе возмущался (в этой абсолютной тишине) Петька. – Аж, давит на уши. Барабанные перепонки пощипывает и слегка покалывает…. Сиреневый снег? Да, прав был мудрый профессор Иван Павлович: непростые здесь места. Совсем, даже, непростые…

Вокруг немного посветлело. Очевидно, приближался скупой зимний рассвет, что подтверждал и звонкий петушиный крик, изредка доносившийся со стороны деревни.

Когда Пётр вошёл в Шадрино, метель снова – неуловимо и внезапно – изменилась, став самой обыкновенной: белой, резкой и неприятно-визгливой. Несколько неприметных домиков-развалюх под чёрными камышовыми крышами, парочка покосившихся сараев, неуклюжий и страшно одинокий колодец-журавль, кривые треугольники погребов.

«Идеальное место для исторических «реконструкций» событий восемнадцатого-девятнадцатого веков!», – решил про себя Петька. – «Надо будет потом обязательно потолковать на эту тему с Нефёдовым. А, что такого? Из многочисленных исторических документов точно известно, что городок Малоярославец в октябре 1812-го года семь-восемь раз переходил – из рук в руки – от русских к французам и, соответственно, наоборот. Вот, пусть деревенька Шадрино и сыграет в нашей будущей «реконструкции» роль Малоярославца. Да и местным жителям дополнительная денежка пригодится, будет действенным подспорьем в их нелёгкой повседневной жизни…. Кстати, сугробы-то вокруг – избыточно высокие какие-то. Будто бы и не первые, октябрьские, а уже зимние – солидные, матёрые, январские…».

Светло-оранжевый огонёк оказался весёлым и трескучим костерком, бодро постреливающим янтарными угольками возле низенького крыльца симпатичной бревенчатой церквушки.