— Что-что? — переспросил Алдо.
— Она мертва, — повторил Манфред. — Я это наверняка знаю, потому что ее привидение меня уже пару недель достает каждый раз, когда я возвращаюсь из нашего бара.
На несколько секунд воцарилась тишина, а затем по комнате прокатился шквал хохота. Не смеялся только Эдди, но для этого и простая улыбка была целым делом.
— А я думал… — еле-еле выговорил Робби, — я думал, что День Дурака… ну ты знаешь… типа в апреле…
— Серьезно, — сказал Дин.
Алдо со смехом помотал головой:
— Я всегда говорил, что у Эша с башкой непорядок. Кажется, я был прав — с такими-то друзьями…
Дин оглянулся на брата:
— Сэм?
«Будем делать шоу», — подумал младший Винчестер и открыл дневник отца на предусмотрительно заложенной странице:
— Phasmates mortua hic ligata admovete audieminique![134]
— Это немецкий? — недоуменно поинтересовался Робби.
— Не, латинский, — поправил Том и на ошарашенный взгляд пояснил: — Что? Я его в старшей школе учил.
— Phasmates mortua hic ligata admovete audieminique! — повторил Сэм.
— Глупости! — громко сказал Алдо. — Не бывает…
Сэм повторил заклинание в третий раз.
Оконные стекла задребезжали в рамах, на полках с треском завибрировали диски.
Том вскочил на ноги:
— Это еще что за чертовщина?
Остальные переводили взгляд с друг друга на Сэма и обратно. На их лицах поселилось до боли знакомое, виденное сотни раз выражение: «Так не бывает. Это не правда. Это какой-то фокус. Это не тот мир, в котором я живу! Пусть перестанет!»