Тишина разливалась по квартире. Не ждущая, затаившаяся, готовая взорваться криками, а мертвая тишина пустого дома. И уже ясно, что больше не будет ни визга, ни щебета, ни радостного разгула. И если смочить последнюю фасолину водой, то разбухнуть она разбухнет, а возбухать не станет. И на рынок за фасолью можно не ходить, ни на что та фасоль не годится, кроме как на лобио, глаза бы на него не глядели.
Генри Лайон Олди
Давно, усталый раб, замыслил я побег…
В толпе легко быть одиноким. Жетон метро — ключ к просветленью. Спускаюсь вниз.
— Значит, вы рассчитываете вернуться обратно? Домой?
— Да.
— Когда же, если не секрет?
— Скоро.
— А каким образом вы намерены это сделать?
— Никаким образом. Просто вернусь. Вместе с остальными, кто спал. Я не умею — вместе. Не люблю. Не хочу. Но здесь все наоборот. Здесь иначе не получится. Бабка меня уже нашла. Теперь — скоро.
— Но если у вас дома так хорошо, может быть, вы бы хотели забрать с собой и других людей? Чтобы им тоже стало хорошо?
— Всем?!
— Разумеется. Ведь это замечательно, когда всем хорошо.
— Всех забрать?!
— Не надо нервничать. Допустим, не всех. Например, тех, кто здесь. В пансионате. Как вы думаете, у вас дома им будет лучше?
— Не-а. Им не нужно, чтоб лучше. Было бы нужно, давно б ушли. Сами. Но они остаются. Значит, не хотят. Если дома станет много людей, получится ерунда. Как здесь. Дома каждый — один. А тут — вместе. Не люблю, когда вместе. Когда в месте, в одном месте, толчея. Вы, доктор, тоже — один. Вам тут плохо. Пойдете со мной?
— Спасибо за приглашение. Я подумаю.
— Думать не надо. Надо идти. Или не идти. Если вы пойдете — будет легче. Дойти.
— Хорошо. Скажите мне, когда соберетесь домой.
— Я скажу, доктор. Скоро скажу. Только не надо думать. Пожалуйста…