— Да ты что, спятил? — спросил он.
— Впустите меня! Впустите меня! — только и мог повторять Юрка. С ним случилось самое страшное — он впал в истерику. Истерик он не закатывал уже давно, после того как дед образумил его, двенадцатилетнего, звонкими пощечинами.
Ариэль исчез, минуту спустя створки ворот разъехались.
— Входи живо, — приказал Ариэль.
Юрка ворвался во двор и встал как вкопанный. Нужно было как-то объяснять свое поведение, но он не мог успокоиться и с опозданием разревелся.
— Прекрати это. Иначе выкину, — пригрозил Ариэль. — Ну, живо замолчал! Вытер сопли! Смотри мне в глаза!
Дивным образом истерика угасла.
— Мне вообще больше некуда пойти, — честно сказал Юрка. — Я из дома ушел. Я туда не вернусь, лучше умру. Я сюда из города пешком шел…
— Вот дуралей, автобусом за двадцать рублей бы доехал.
— У меня нет двадцати рублей. У меня вообще ни копейки нет.
— Так… Лопату держать умеешь?
— Да.
Юрка соврал, и Ариэль это понял, но спорить не стал.
Он повел Юрку к глухой стенке из бетонных блоков, завел в темный сарай, оттуда — в светлое помещение, где находиться было совершенно невозможно — так воняло.
— Видишь рыбу? Я покажу тебе, где тачка садовника, и дам лопату. За огородом выкопаешь яму и зароешь там эту мерзость. Сейчас поешь — и за работу.
Просперо с балкона смотрел, как незнакомый мальчишка гонит к забору тачку с гнилой рыбой.
— Впервые в жизни он что-то делает руками, — заметил Ариэль. — Я покормлю его ужином и заплачу тысячу. Хотя деревенские алкаши и за пятьсот прекрасно бы справились.
— Нельзя прикармливать деревенских алкашей, — не отводя взгляда от Юрки, возразил Просперо. — И тысячу парню давать тоже нельзя. Откуда ты знаешь, что он натворил, если удрал из дому без копейки в кармане.
— А что тут знать? Игрок. И деньги нужны ему, чтобы проиграть.
— Да… Тут ты прав… Но он, проиграв, опять придет сюда, и у нас не будет для него второй такой кучи дерьма.