– И вы хотите узнать, кто из нас будет убит следующим!? – не сдержалась обширная дама.
– Если вы будете помогать следствию, этого не случится, – поспешил парировать Сергей.
– Мы должны их теперь допрашивать? – все более распалялась дама.
Сергей, будучи бесконечно благодарным неугомонной искательнице истины за помощь, спокойно пояснил:
– То, что убийца Мартина Смита числится в списке абонентов Мартина Смита, имеет некоторую вероятность. Это одна из версий. Но бояться не стоит. Я хочу попросить вас быть к ним внимательнее. Наблюдать, фиксировать подробности, делать выводы.
– Мы тоже хотим знать подробности, – уцепилась за фразу массивная дама.
– Вам с фотографиями и отчетами судмедэксперта?
– Да просто расскажите своими словами, – поддержали требование с переднего ряда.
– Это похоже на ограбление, – сдался Сергей. – Вечером в четверг по дороге с работы домой пропал. Найден за городом в лесопарке. Личных вещей нет. Корректор индивидуальный, он же коин, изъят.
– Ужас-то какой! – выдохнула женщина в сиреневом свитере. – Хоть бери да увольняйся.
– Вырезали его что ли? – не поверил статный мужчина с бородкой.
– Да. Именно так. Прибор удален.
– А энграммы пробовали восстанавливать?
– Энграммы частично восстановлены, – согласился Сергей. – В памяти потерпевшего полезная для следствия информация пока не обнаружена.
Никон брел домой медленно и нехотя. Суббота выдалась не дождливая. Сквозь клочковатые, перфорированные края облаков иногда даже пробивалось солнышко. Уже не такое горячее и бодрое как совсем недавно, но еще и не такое анемичное как зимой. Хотя, зима уже близко. Город, как и пешеход, вопреки традиции, установившейся за предыдущие сотни лет, солнцу не радовался. Возможно, словно пожилая, но в душе оставшаяся молодой, красавица и модница он чувствовал, как свет обличает все подробности неумолимого старения. Фасады домов от резких, жестоких перепадов влажности и температуры заметно потрескались и осыпались. Разросшиеся хаотично кусты, казалось, словно вуаль, могли бы спасти модницу от прямого взгляда, прикрыть следы разрушений. Но вуаль эта, и сама выглядевшая странно и неряшливо, быстро таяла в преддверии надвигающихся холодов. Асфальт дорог, много уж лет не видавший косметики, был рассекаем глубокими морщинами и неровностями. Шевелился, словно от старческого кашля, под ногами, мешая идти. Заборчики и оградки, прежде радовавшие глаз цветными завитками, теперь бурели вдоль дороги рельефной ржавчиной. Редкие троллейбусы и автобусы, словно эритроциты крови, застывающей в жилах дряхлой красавицы, двигались по широкому проспекту, осторожно объезжая большие и мелкие лужи неизвестной глубины. Жалкие остатки былого величия.
Город не радовался солнцу потому, что жители его разучились это делать. Брели по улице с серыми безучастными лицами, не обращая особого внимания ни на солнце, ни на былую красоту, в его лучах оживающую. Не обращая никакого внимания друг на друга, словно совсем чужие. Как почувствовалось в сотый раз Никону: словно человек человеку уже почти и не человек. Словно связи, которые собирают людей в нечто большее чем толпа, полопались от чрезмерного напряжения. Остались лишь тонкие, упругие и, от того, живучие, но совершенно никудышние, резинки базовых потребностей. Осталось некое подобие социального организма, утратившее разум.
Глава 3.
Ртутная капля взгляда прокатилась по бежевой стене. Запуталась ненадолго в густой шевелюре комнатного плюща. Потом высвободилась, резко метнулась в пышную прическу мамы и скатилась по ее лицу и шее в зону декольте. Она не заметила. Сама запуталась взглядом в кучерях сына. Не могла освободиться. Что-то удерживало ее внимание на светлой большой головке с высоким лбом. На миловидном личике, совершенно невыразительном, как пластиковая маска. Так зависают над страницей исписанной непонятными символами, над загадками. Мышление, не в силах понять перешло в холостой режим, но внимание и восприятие еще тщатся.
Для приличия Никон на некоторое время заглянул в планшет. Потом непроизвольно опять заскользил по выразительной фигуре, достойной внимания скульпторов и художников. В очередной раз прочитал напряжение и отчаяние. Уловил тоску и надежду.
Егор, оживленно тарабанивший миниатюрными потными пальчиками по большому квадрату сенсорного экрана и изредка вздрагивавший в конвульсиях, тяжело выдохнул и обмяк на стуле. Вероника подалась к нему, освободила от наушников, прикоснулась прохладной ладонью к разгоряченному лбу, обняла и поцеловала. Егор никак, видимо, не отреагировал. Не ответил на нежность матери. Закрыл глаза, моргнул, снова потянулся к экрану. Глянец не ответил на прикосновение, остался черным. Маленький человек принялся водить по нему указательным пальцем, рисуя замысловатые фигуры.
ebooksa