Забрать девочку с собой Мельник не мог.
Волхвы предупредили, чтобы он не натворил глупостей.
Он бы с удовольствием натворил бы их. Но… даже у Мельника есть ограничения.
К тому же… что делать маленькой девочке, которая никогда не сможет себя защитить, на границе? Сходить с ума? Обречь свою малышку на такую участь, мужчина не мог. К тому же, Степан просил стереть ее память.
Чтобы она не помнила о том, чтобы случилось.
Чтобы она не видела теней вокруг себя.
Чтобы смогла жить, как живут обычные люди…
Они все будут теперь так жить.
И не желая больше видеть боли в серых глазах, Мельник положил ладонь на макушку Лиды.
- Мы еще увидимся?
- Когда-нибудь, - тихо пообещал Михаил.
Лида уловила подвох только, когда в его словах прозвучал якорь. Мельник заговаривал память на возвращение дара. Абсолютно невозможное, абсолютно нереальное событие… Утерянный дар к бабе яге вернуться не мог…
Прерывать заклинание было нельзя, и по щечкам девочки покатились горькие, отчаянные слезы.
Она не хотела забывать. Только не принца-медведя! Только не его.
- Сладких снов, малышка… И прощай.
…Мир качался. Снова и снова в серой пелене всплывали воспоминания. Все новые и новые. Лешка. Их учеба, их ссоры, их ссоры. Ссоры. Они никогда не могли найти общий язык, он называл Лиду «мой личный кошмар», «мое наказание», и в то же время тот мальчишка присматривал, чтобы никому и в голову не пришло покуситься на то, что принадлежит одному ему.
Покуситься на Скворцову.
Она гоняла с мальчишками мяч и всегда была под его присмотром.
Она была рядом даже тогда, когда он этого не хотел.
Но сейчас, со стороны, Лида замечала то, чего тогда не замечала. Ни о каких чувствах со стороны Лешки и речи не шло. Она была ему интересна постольку-поскольку, она была для него запасом чего-то… полуночного.