— Если работать только со светозвуком, — взялся за расчеты почему-то именно Голобородько, — то сотни три. А если сразу делать цветную пленку, то полторы тысячи как минимум.
Оба ученых притихли. Оно и неудивительно, вряд ли у них зарплаты больше сотни рублей в месяц.
Серж открыл чековую книжку и покосился на графа:
— Граф, вы участвуете?
— Ну не оставлять же вас одних в столь нелегкий для мирового искусства час, — хмыкнул Антонио и тоже потянулся за чековой книжкой. — По тысяче?
— Да, — кивнул Серж и добавил: — Думаю, гениальная идея нашего друга и его помощь с реактивами вполне сойдут за взнос в общее дело.
— Не нужно считать меня голодранцем, — притворно возмутился я.
Через минуту на стол перед учеными легли три чека на тысячу рублей каждый. Парни слегка обалдели. Первым в себя пришел механик и осторожно потянулся к чекам, но перед этим на них легла пухлая ладонь Сержа:
— Господа, надеюсь, вы понимаете, что за каждый рубль будет спрошено, но при этом уверяю вас, в случае успеха наша щедрость будет впечатляющей. — Голос антрепренера звучал жестко и убедительно.
Да уж, вот вам и… водолаз. Похоже, чек Серж выписал на лично заработанные деньги. Думаю, он и своих актрисулек гоняет в хвост и в гриву. Интересно, а не подрабатывает ли Серж сутенером…
Впрочем, это его личное дело. Каждый зарабатывает, как может, и не мне его судить, если все проходит без насилия и по обоюдному согласию.
Когда мы покидали здание, Серж показал себя с еще одной стороны:
— Господа, я думаю, что, учитывая равный финансовый вклад всех сторон, нашему другу Игнату полагается как минимум процентов сорок. Конечно, с учетом продолжения инвестиций.
Несмотря на не самую ласковую в мире московскую осень, день сегодня был солнечным и во всех смыслах чудесным, так что мне совершенно не хотелось обсуждать дела. Тем более что этим есть кому заняться:
— Давайте оставим подобные нюансы моему адвокату… — Заметив нахмуренные лица будущих компаньонов, я быстро уточнил: — Не подумайте плохого. Это не от недоверия к вам, просто если я обойдусь в сем деле без моего друга Давы, он вынет мне мозг через нос и сделает это очень медленно, наслаждаясь каждой секундой моей боли.
— Я же говорил, что вы поэт, — заулыбался Серж. — Антони, оцени изящество слога.
— Ты еще не слышал, как Игнацио ругается. Это словно соловьиная песня.
Несмотря на все их странности, мои новые друзья оказались приятной компанией.
Если честно, стало стыдно за вбитый с детства страх замараться, даже находясь рядом с теми, кто не такой, как все. Пусть это прозвучит слишком пафосно, но прожитая жизнь научила меня делить людей не на белых и черных, не на стандартных и нестандартных и даже не на сильных и слабых. Она научила меня делить окружающих на добрых и злых, честных и лживых, а также на искренних и подлых.
Эка меня в философию занесло, причем под аккомпанемент злобно урчащего желудка.