– Спокойнее, – шепнул Рунн. – Расслабься.
Брайс было не разжать рук, не унять первозданной ярости, бурлившей внутри и требующей выхода…
Тяжелый хрустальный стакан разлетелся вдребезги. Недопитая вода потекла по золотой поверхности стойки. Бармен встрепенулся, но тут же взял себя в руки. Никто из посетителей не решался глазеть на случившееся. На наследного принца вальбаранских фэйцев вообще лучше не смотреть. Спокойнее будет.
Рунн взял лицо сестры в ладони.
– Дыши глубоко, – велел он.
Жуткая, бесполезная фэйская сторона ее личности подчинилась. Вопреки всем попыткам Брайс вести себя независимо, тело последовало укорененным инстинктам.
Она сделала вдох, затем другой. Получилось шумно и судорожно. Однако с каждым вдохом ослепляющий гнев утихал, уходил, как морской отлив.
Рунн не спускал с нее глаз, пока она не перестала рычать и глаза не обрели привычное выражение. Тогда он убрал ладонь и сам сделал глубокий вдох.
– Брайс, я же только что говорил…
Она встала на шаткие ноги, поправила ремень сумочки, убедившись, что чек Максимуса по-прежнему лежит внутри.
– Послание принято. Я залягу на дно и до самой Встречи буду пай-девочкой.
Рунн нахмурился и со своей неизменной фэйской элегантностью слез с табурета:
– Я провожу тебя домой.
– Не трать на меня время.
Брайс почти никого не пускала в свою квартиру. Да и квартира была не ее, но об этом она не распространялась. В ее жилище бывали только мать, Рандалл и иногда Юнипера, когда выбиралась из балетной студии. Остальные туда не допускались. Квартира была святилищем Брайс, и ей не хотелось осквернять стены фэйскими запахами.
Но Рунн не обратил внимания на ее отказ.
– А где твой плащ? – спросил он, оглядывая бар.
– Я пришла без плаща, – сквозь зубы ответила Брайс.
– Это же ранняя весна.
Брайс прошла мимо, жалея, что на ногах у нее эти жуткие туфли, а не сапоги.