Что такое ядерный взрыв? Это мощность, эквивалентная мощности трех миллионов тонн тротила – подобной горой можно засыпать всю эту улицу. От одного только света воспламеняются углеводороды, а на стенах домов и асфальте навсегда отпечатываются тени. Наземный ядерный взрыв остав-ляет воронку глубиной триста метров, а воздушный убивает все живое на полторы сотни метров в глубь земли.
Первым земли достигает свет, и весь мир погружается в белое сияние. На деревьях обугливаются листья, на птицах – перья, на собаках – шерсть, а на людях – одежда и волосы. Глаза выгорают даже у тех, кто смотрел в этот момент в землю. Световая волна достигает земли моментально.
Полминуты моего времени, и доли секунды виртуального я жду, когда придет тепловая волна, и эта волна уничтожает все живое. Нет ни огня, ни дыма, ни предсмертных криков, но когда третья, ударная волна достигает земли, на нью-йоркских улицах стоят лишь обугленные скелеты.
Стоят потому, что кости еще не успели упасть.
И вот,наконец, ударная волна. Небоскребы Манхэттена нагибаются и клонятся к земле, как степная трава в грозовом порыве, а потом здания ру-шатся. Грандиозные башни по четыреста метров высотой странно деформи-руются, вытягиваются, как будто разжижаясь, и превращаются в струи пы-ли, которую ударная волна уже разносит над Атлантическим океаном. Че-рез несколько секунд здесь не останется ничего.
Но я не хочу.
Когда волна уже почти коснулась земли, почти обратила в песок мосто-вые, я перехожу в мат-онлайн.
Спустя неделю виртуального времени я лежал на дне бездонной ворон-ки, некогда называвшейся «Каир», и смотрел то на остовы Египетских пи-рамид, почти не пострадавшие от взрыва, то на затянутое пылью небо.
Земля мертва. Земля уже остыла. На Земле нет ничего живого, и только юзеры самозабвенно изображают радиационных мутантов в за-сохшей сельве.
Я сорвал злобу. Я уничтожил весь мир лишь для того, чтобы мне стало легче. И как – стало ли? Стало ли? Стало ли?!
Ни на секунду… Мое бешенство только злей. Я помню, чем закончился погром в Самарканде: «Все несохраненные данные будут при этом утеря-ны». Как бы их сохранить! Но нет. Через пять или семь часов вновь здесь начнут сновать потертые машины, вновь начнут что-то кричать арабы в бе-лых галабеях, вновь тупые туристы из всех стран мира будут с остервенени-ем жать на кнопки фотоаппаратов, указывая пальцами на верхушки Египе-тских пирамид, и восхищаться дыханием «вечной пустыни»…
Я не в силах сломать этот свет. Я просто не в силах… Шестикратно унич-тожить жизнь на Земле – это не катастрофа. И то, что я сделал только что, делается как минимум в пятнадцатый раз.
Проклятие…
– Аури !
Я и не заметил, как закрыл глаза, а теперь, разомкнув веки, увидел Сан-чес, как всегда самодовольную и капризную, уверенную и бесстрашную. Санчес висела надо мной, глядя вниз – мне в лицо.
– Что тебе надо?
Аури, да что ты, прямо? Вчера Самарканд погромил, сегодня весь мир. Завтра, того и гляди, хакнешь Систему.
– Я бы с радостью. Если бы я умел…
Слава Богу, что ты не умеешь, – засмеялась Санчес, – слушай, Аури, тебе надо что-то делать. Сходи к психологу! Фрейд, или Юнг, или Фромм – примут. Или лети на Тибет, учись искусству медитации, осво-бождению души. Или…
Да пошла ты! заорал я, вскакивая, и попытался ткнуть Санчес кула-ком в живот, но она без труда уклонилась, отбив мою руку ногой.