– Прощай, друг, – сказал он. – Ты был самый тихий и безобидный. Никому не мешал, никому не досаждал. Прости меня. Я ведь нечаянно.
Потом он сидел допоздна за столом во дворе и молча и тупо загружался брагой, подсаливая ее своими слезами.
Белка и Птица молча сидели, нахохлившись, на другом конце стола.
Смерть Жука была первой в их жизни. Какой бы нелепой она не была, но это была первая смерть. Они внезапно ощутили, насколько мал их казавшийся необъятным до этого мир, насколько он хрупок и не вечен.
– А вы ведь вечно доставали его, – заплетающимся языком говорил Адам. – Хотя он вам ничего плохого не делал.
Те соглашались. Они вечно отбирали найденную им какую-нибудь съедобную вещь. Или просто издевались, переворачивая своими лапками и клювом того на спину и потешаясь над его неуклюжими попытками перевернуться.
Птица негромко чирикнула. Виноваты, мол.
Адам накрошил крошек и кинул их россыпью на другой конец стола.
– Нате! Помянем Жука, – он плеснул себе из баклажки. – Славный был. Осиротели мы без него, – он гулко выпил.
Белка и Птица молча согласились.
– Как жить-то теперь будем? – продолжил Адам. – Трое нас осталось. Или все также воевать будем?
Белка засуетилась и что-то прострекотала. Птица тревожно чирикнула.
– Вот и я про то же, – ответил Адам. – Зашибу кого-нибудь из вас. Тогда двое останется. Потом еще. И останусь совсем один. Вам это надо? Мне – нет.
Противная сторона согласилась. Никому, мол, умирать неохота. Жука хватит. Надо, мол, менять отношения.
– Вот и я о том же думаю, – ответил Адам. – А как быть? Вы же вон какие настырные. Вас ничем не проймешь. Все воруете и воруете.
– А если мы перестанем, – предложила противная сторона.
– Тогда и я вас гонять не буду. И еду давать буду. Даже вместе будем обедать. И ужинать.
– И завтракать?
– И завтракать тоже.
– Мы согласны, – Белка глянула на Птицу. – А ты перестанешь разграблять мои потайные запасы?