Она краснеет и молчит. Колхаус сидит у костра и рассказывает о созвездиях. Мерло думает о вечности, пытаясь растянуть соитие с брюнеткой.
– Давай ты сверху, – предлагает он ей.
Она стесняется, а он убеждает ее, что Колхаус сейчас не видит ничего, кроме своих звезд.
– К тому же ты сама говорила, что можешь испытать оргазм только сверху, – говорит Мерло.
– Так ты хочешь, чтобы я испытала оргазм? – краснеет сильнее брюнетка.
– А ты не хочешь?
– Не знаю, получится ли… – мнется она, а Колхаус уже что-то бормочет о Млечном Пути и Галактике.
И все эти разговоры вращаются перед глазами, превращаясь в бесконечное шоссе к морю и плотный автомобильный поток, в конце которого их ждет дом покойного деда и его диковинный в те годы нейронный модулятор.
23
Мерло очнулся в больнице. Голова была тяжелой, предметы двоились, цвета искажались, искрились. Глори сидела в дальнем углу у окна в кресле, больше похожем на шезлонг. Мерло не сразу узнал ее. Сначала это был просто переливающийся образ – невозможно определить, мужчина или женщина, человек или какое-то странное, двуногое животное, словно а-лис продолжал свои игры с разумом. Где-то далеко шумело море – Мерло мог поклясться, что слышит это. И реальность наслаивалась на фантазию, на искаженное прошлое.
– Ты бы хоть сходил к соседям, узнал, где похоронен дед, – сказал где-то далеко Колхаус. – Успеешь еще наиграться с этим чертовым модулятором.
– Пообещай, что не прикоснешься к модулятору, пока меня не будет, – сказал Мерло.
– Я вообще не буду прикасаться к модулятору, – заверил его Колхаус. – Ни с тобой, ни без тебя.
– И девочек тоже не трогай, – сказал Мерло, уже зная, что будет в той фантазии дальше, уже прожив ее под а-лисом не один раз. – Лучше загляни за дом. Там, кажется, растет марихуана.
Мерло увидел улыбку Колхауса, но вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, насторожился, вспомнив оставшуюся часть вымышленного будущего этой фантазии.
– И когда увидишь девочку-мулатку на велосипеде, не разговаривай с ней, – предупредил он друга детства. – Она не та, за кого себя выдает. От нее одни неприятности…
– От кого одни неприятности? – спросил Колхаус так громко, что у Мерло заболела голова. И даже не Колхаус. Спросил призрачный силуэт в кресле-шезлонге из дальнего угла странной больничной палаты. – Ты уже очнулся или еще бредишь? – задал свой второй вопрос незнакомец. И голос этот не принадлежал Колхаусу. Не принадлежал мужчине. Там, в дальнем углу, была женщина. Мерло прищурился. – Жан? – спросил искрящийся силуэт. – Жан, это уже ты или все еще а-лис?
– Не знаю. – Мерло собрался с силами и оторвал от подушки тяжелую голову.
Искрящийся силуэт в кресле-шезлонге вспыхнул ярче и начал гаснуть.
– Глори! – шумно выдохнул Мерло, узнав любовницу.