– Нечего тут и понимать, – сказал чиновник. – Сделал он меня, вот и все. Вывел из равновесия, а потом натравил репортеров.
Корда хмуро разглядывал сцепленные на столе руки.
– Вывел, значит, из равновесия? Да ты там просто взбесился.
– Извините, пожалуйста, – перебила его Мушг. – А не могли бы мы ознакомиться с обсуждаемым роликом?
Ну кто бы мог ожидать такую независимость, внутренне усмехнулся чиновник. Брови Филиппа недоуменно поползли вверх – словно его собственный локоть взял вдруг и осмелился критиковать застольные манеры хозяина. Затем он смирился, пожал плечами и коротко кивнул. Все молча ждали, пока чемодан Филиппа принесет телевизор, установит его на столе и включит. На экране появился чиновник, встрепанный и раскрасневшийся; перед самым его носом раскачивался микрофон.
–
–
–
–
–
– Лучшей ему рекламы и нарочно не придумаешь, даже за деньги.
Неловкое молчание было прервано звонком телефона. Чемодан вынул аппарат из кармана, протянул его чиновнику:
– Это вас.
Благодаря судьбу за минутную передышку, чиновник взял телефон и услышал свой собственный голос:
– Я вернулся из бутылочной лавки. Докладываю?
– Давай.
Чиновник впитал агента.
В огромном, почти безлюдном коридоре, известном под названием улица Антикваров, он подошел к скоплению маленьких лавчонок с темными, заросшими пылью витринами и толкнулся в ничем не примечательную дверь. Звякнул колокольчик. Полки, занимавшие все стены сумрачного помещения, были тесно уставлены пыльными, толстого стекла бутылками, среди которых попадались и средневековые, а самые старые экземпляры относились, пожалуй, к неолиту. В углах потолка парили золоченые, снисходительно улыбающиеся амурчики.