Вакуумные цветы. Путь Прилива

22
18
20
22
24
26
28
30

– Маленькие треугольники обозначают скопления спор. Каждое не больше пальца, но сотни их пронизывают лед. Звездочками показаны бактериальные заряды, сложенные в дробильные камеры.

Ребел глядела сквозь лобовое стекло на изгибающиеся столбы пыли. Методы добычи полезных ископаемых на Народном Марсе были слишком сложны для ее понимания, а биотехнологии, наоборот, устарели, оставаясь на уровне начала века, когда засеивались первые кометы. В этой лекции не было для нее ничего интересного.

Увидев, что Ребел смотрит на столбы пыли, Вергилия приняла безразличие за интерес.

– Вы наблюдаете очень утонченный способ использования ресурсов, – сказала она. – Отработанная пыль забрасывается на одну из двух ареосинхронных орбит, где она образует зеркальные облака, отражающие дополнительный солнечный свет на поверхность. Таким образом, освещенность увеличивается почти на десять процентов.

Между тем Стилихон тоже не умолкал:

– Ледяные астероиды, движущиеся от переднего края Марса, ударяются о поверхность с силой термоядерных бомб…

– Поскольку орбита не постоянна, пыль медленно, но неизбежно теряется, а затем потери необходимо восполнить…

– От удара разламывается верхний реголит, и скрытые под ним бактерии и споры разносятся по вечной мерзлоте взрывной…

Стилихон и Вергилия походили на две машины, которые невозможно остановить. Они заглушали друг друга, их голоса то затихали, то снова крепли, сливаясь в невыносимый, раздражающий шум. Кроме того, противный голос Вергилии резал слух, словно скрежет железа по стеклу.

– Заткнитесь! – крикнула Ребел. – Идите вы на хрен, не нужно мне вашего программирования! Не собираюсь я становиться гражданкой! Я вас всех презираю! Теперь вам ясно или требуется уточнить?

Наступило неловкое молчание.

– Ну… Может, вам стоит еще подумать? – наконец проговорила Вергилия.

И тут что-то внезапно выплыло из памяти Ребел, и ее осенило. Она поняла, почему ей так действует на нервы спокойный, уверенный тон Вергилии, ее произношение, ее ровные интонации.

Эта женщина напоминала мать Эвкрейши.

* * *

В глубь безжизненных скал Деймоса уходили длинные, прямые и круглые, как трубы, тоннели. Они были прорублены напрямик, без особых раздумий. Почти полное отсутствие силы тяжести осложняло передвижение. Ребел, даже нагруженная пожитками (дюжина коробок Уайета и две ее), с трудом удерживалась на ногах. Они зашли далеко, миновали осветительные вышки, расположенные так редко, что полосы резкого света сменялись темными пятнами. Ребел словно забрела в далекое детство своей – не своей, конечно, но какая разница – матери, в детство, которое та с такой гордостью ненавидела. Те самые серо-черные скалистые пейзажи, о которых она столько слышала. Те самые вечно куда-то спешащие граждане в сером, которых мать виновато презирала.

– Заметьте, какие круглые стены у наших тоннелей, – сказал Стилихон. – Все помещения у нас многоцелевые. Сегодня общая спальня, а завтра зернохранилище. Коридор в случае надобности может стать водопроводной трубой или стоком для промышленных химикалиев, или даже складом бактериальных зерен. Ничто не предназначено исключительно для удобства человека.

Мать Эвкрейши рассказывала, что были случаи, когда сидящий у затвора оператор нажимал не на ту кнопку и люди тонули во вдруг хлынувшем потоке креозота или патоки. Ребел посмотрела через плечо. До ближайшего выхода далеко.

– Не очень привлекательный образ жизни.

– Вы должны понять, что когда мы преобразуем Марс по подобию Земли, то перейдем на его поверхность и бросим Деймос. Нет смысла тратить усилия на создание временных стоянок.

Впереди группа неграждан с лицами, почти сплошь покрытыми психораскраской, устанавливали предохранительный затвор. Когда Вергилия, и Стилихон поравнялись с ними, рабочие разбежались, уступая им дорогу. Мать Эвкрейши рассказывала, что бывает с теми, кто мешает пройти программированным гражданам.