В комнате на верхнем этаже, смотревшей на бассейн, народу было немного. Вообще почти не было. У двери стоял галерист, который курировал выставку. Два подростка в плащах и замшевых лосинах сидели на полу посреди комнаты. И еще некрупный, потный мужчина, он навязчиво щелкал языком, жилы пульсировали на его бледном голом скальпе, кожа свисала на предплечьях. Он был неспящий, ходил взад-вперед по маленькой комнате. Разговаривал сам с собой, по-моему, он бормотал: «Но это же ничего не доказывает. Это же ничего не объясняет. Это же ничего не говорит». Стены были обшиты новенькими панелями однослойной фанеры. Фотографии в хромированных рамах из «Кеймарта» или «Таргета». На всех фотографиях на угольно-черном фоне светящиеся абстрактные фигуры, петли и завитки, края тронуты кобальтом.
Кейджер кивнул галеристу и вытащил меня в середину комнаты к двум подросткам. Оба они открыто на него вылупились.
Я что-то сказал. Постарался направить разговор туда, куда мне было нужно. Но Кейджер не слушал. Он велел мне помолчать и «посмотреть на будущее».
Я посмотрел на фотографии. Все они показались мне одинаковыми.
Перед тем как уехать с Венис-Бич, я отломил коготь от дракона шабу и рассосал его во рту. От него онемел язык, — а на вкус это было похоже на смесь отбеливателя с гарденией. Головная боль начиналась у затылка и поднималась по черепу.
Кейджер спросил меня, вижу ли я.
Я опять посмотрел и тогда увидел. На одной фотографии был неспящий прион. Огромное увеличенное изображение приона в негативе. Я посмотрел еще раз и узнал остальные, потому что наводил справки после того, как Роуз поставили диагноз. Губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота. Куру. Болезнь Крейтцфельдта-Якоба. Хроническое истощение.
Галерист показал на фотографии и объяснил:
— Это классика, прошлое. Коровье бешенство. БКЯ. Истощение. Куру. Овечья почесуха. А эти серии НСП — настоящее. Художник потерял всех ближайших родственников. Мать, отца, двух братьев, жену и троих сыновей. Все стали одними из первых жертв НСП. Каждый снимок — один неспящий прион, изолированный из мозговой ткани его покойных родственников. Фотографии — это конечный продукт, но весь смысл в процессе. Художник — специалист по сконструированным материалам.
Галерист показал на финальную серию фотографий. Он сказал нам:
— Это будущее. Сконструированные материалы. Художник адаптирует белки, сворачивает их по-новому, создает новые прионы. Используя нуклеацию, больше известную как конформоционное влияние, тот же самый процесс, при котором под влиянием прионов деформируются здоровые белки, он дает расти своим самособирающимся системам. И потом убивает их. Но не раньше, чем сохранит их визуальный призрак.
Неспящий прекратил шагать и повысил голос:
— Шугуан Чжан сказал нам: «У нас был каменный век, бронзовый век и пластмассовый век. Будущее — век сконструированных материалов».
Галерист кивнул в сторону неспящего и улыбнулся нам:
— Мистер Афронзо, вы знакомы с Иэном Берри?
Кейджер покачал головой, повернулся к неспящему и протянул руку:
— Нет, но я здесь как раз за этим.
По телу человека пробежала волна мышечных подергиваний, врач Роуз называл их фасцикуляциями. Он протянул руку, но рука колебалась из стороны в сторону. Кейджер взял ее в обе свои руки и удержал на месте.
— Спасибо, — сказал он. — Спасибо, что вы показали мне нечто новое.
То ли человек сам выдернул руку, то ли она дернулась непроизвольно, этого я не могу сказать. Так же как я не могу сказать, то ли лицо человека выразило настоящее отвращение, то ли это был результат неуправляемого сокращения мышц.