— Потому что он мой друг.
Кейджер наклонил голову вбок.
— Он твой друг?
Кейджер поднял глаза от телефона.
— И что я теперь должен думать о
Парк покачал головой:
— Мне все равно, что ты обо мне думаешь.
Кейджер улыбнулся:
— Ну ладно. Вы с другом идите вперед. Чтобы Имелде и Магде удобнее было в вас выстрелить, если вы попытаетесь покуситься на мою личность.
Парк посмотрел в глубь коридора, открывшегося за панелью.
— Так если там не будет ни рок-звезд, ни обалденного секса, зачем мы туда идем?
Кейджер снова взял расческу, прижал зубцы к подбородку, на коже появились белые полоски.
— Чтобы увидеть нечто прекрасное.
Проход производил впечатление заброшенного технического коридора. Подошвами они клацали о стальные решетки, положенные на изъеденные ржавчиной железнодорожные рельсы. Узкий желоб с вязкой красновато-коричневой жидкостью бежал внизу, коридор освещал ряд промышленных ламп в клетках, соединенных внешним кабелем, все лампы, кроме двух, были разбиты, светили тускло или мигали; бетонные стены, казалось, источают желчь.
Парк дотронулся до стены и ощутил, что она совершенно сухая и теплая, почувствовал пальцами тонкие штрихи искусно наложенных слоев краски.
Кейджер кивнул:
— Я сказал дизайнеру, что мне нужен тайный коридор и что он должен производить такое впечатление, будто тебя ведут пытать.
Он показал на испещренную ржавчиной дверь впереди, похожую на дверь в учреждении:
— Это задумывалось как лаунж для знаменитостей, только для своих, для самых близких. Тайная дверь, тайный ход, внушающий ожидание упадка. А внутри, разумеется, сплошная роскошь. Кабельная трансляция с танцпола и из туалетов, отдельный бар и диджей, мажордом, которого можно послать за любым, кого ты увидел на экране и захотел пригласить за зеленые шторы посмотреть, как живут волшебники мира. В конечном счете все та же глупая показуха, которая дает богатым и знаменитым возможность почувствовать, что они не такие, как все. Или на несколько минут разогнать их скуку. И мне стало неинтересно удовлетворять запросы этой тусовки.