Алита. Боевой ангел. Айрон Сити

Глава 2

Примерно в то время, когда Дайсон Идо дремал в зубоврачебном кресле, Хьюго обдумывал возможность нарушить собственный принцип, который раньше был для него нерушимым.

До этого он думал об Идо. Никто не работал упорнее дока, и киборги по всему Айрон сити пели ему дифирамбы. В Айрон сити никто с его уровнем знаний в области кибермедицины не согласился бы помогать киборгам, которые не могли заплатить сразу. Или в принципе.

Разумеется, была еще его жена — то есть бывшая жена. Когда клиника только открылась, они по очереди принимали пациентов и обслуживали паладинов на стадионе. Скорее всего, именно доход от моторбола позволял им не закрывать клинику. Хьюго понятия не имел, на какие средства Идо содержал ее с тех пор, как порвал с моторболом. Его жена по-прежнему работала на стадионе, но не в клинике, с тех пор как бросила Идо. Хьюго сомневался, что она как-то ему помогала. Практически любой способ нормально зарабатывать был опасным и/ или незаконным, и, казалось, док на такое не способен. Да, время от времени он что-то покупал и продавал на черном рынке, но здесь все что-то покупали и продавали на черном рынке. В Айрон сити законопослушность вела прямиком к голодной смерти. Правила писались Заводом, а он всегда жульничал.

Всякий, кто хотел не просто кое-как выживать, должен был придумать собственные правила. А они рано или поздно приводили к проблемам с законом. Куда важнее было придерживаться собственных принципов. Сделать собственное слово самой надежной гарантией. Чтобы все, с кем приходится иметь дело, знали, где проходят границы, через которые нельзя переступать, что бы ни случилось.

Хьюго всегда тщательно придерживался своих принципов. С другой стороны, он не был похож на других своих ровесников, и знал об этом, пусть знание и было смутным, по большей части бессознательным. Обстоятельства ранних лет жизни заставили его больше обращать внимание не на материальные предметы, а на неосязаемые материи вроде доверия и честности, воли и намерения, даже вдохновения и любви. Не то чтобы он думал о себе в подобных категориях. Хьюго не тратил время на абстрактные размышления.

Он почти каждый день бывал в клинике Идо, отчасти чтобы быть в курсе, что тому нужно (помимо сервомоторов; Идо всегда были нужны сервомоторы), но также в надежде побольше разузнать о Залеме. Идо, кажется, думал, что Хьюго интересуют всякие научные и медицинские штуки, как будто он хотел стать врачом. Ничего подобного Хьюго не хотел. А если бы и хотел, то из этого ничего бы не получилось: такие люди выходили только с Завода. Никто не знал, откуда их брал Завод, но не на Залеме — в этом Хьюго был уверен. У них не было отметины.

И отсюда возникали всякие вопросы: как Идо оказался на земле, почему не пытался попасть обратно, почему им с женой вообще было позволено покинуть Залем — и так далее, до бесконечности. Док пытался осторожничать, но Хьюго был уверен, что постепенно преодолевает его сопротивление. Время от времени Идо проговаривался. Хьюго надеялся, что если позволить доку и дальше разглагольствовать об этом его любимом чипе, который должен интегрировать что-то там между собой, рано или поздно Идо разговорится и все ему расскажет. Доку хотелось кому-нибудь довериться, он явно был ужасно одинок. Он наверняка предпочел бы для этого другого доктора вроде своей бывшей жены, но довольствовался бы и тем, кто готов был просто выслушивать эту его научную болтовню.

Но в данный момент Хьюго жалел, что поддался голоду. И ладно бы он купил ананасово-кокосовый коктейль, который можно было закрепить на ручке гиробайка и потягивать по дороге домой. Так нет, ему втемяшилось заказать фалафель. Он остановился возле кафе, чтобы поесть, как раз в том месте, откуда была отлично видна женщина, сидевшая в одиночестве снаружи.

По чистой случайности она в то же время решила устроиться за столиком с большой порцией капучино. И, опять же случайно, она в тот день надела браслет. И он случайно увидел этот браслет у нее на руке. Женщина была полноватой, с шоколадной кожей, короткими кудряшками на голове и громадными темными глазами, в футболке с черными котами и вылинявших почти до белизны джинсах. Она выглядела совершенно чужой. Хьюго не мог бы даже припомнить, видел ли он ее прежде.

Но этот браслет он в последний раз видел на руке своей матери. Украшение подарил ей отец, и мать носила его не снимая, днем и ночью, до самой смерти.

В семье Хьюго подарки дарились крайне редко. Его отец старался как мог, но простым рабочим на конвейере Завода платили не слишком много, а после появления Хьюго расходов стало еще больше. Для немолодой пары, которая считала, что в будущем им предстоит менять подгузники разве что внукам, рождение второго ребенка стало неожиданностью.

Хьюго никогда не сомневался в том, что родители его любили. Отец звал его «приятной неожиданностью», а старший брат был вне себя от счастья, когда в семье появился ребенок, о котором он мог заботиться. Они жили дружно, и как всякий ребенок в счастливой семье, Хьюго не знал, что они были бедны. Только позднее он понял, что родители и даже старший брат порой пропускали ужин, чтобы он никогда не оставался голодным.

Когда Хьюго пошел в школу, мать заговорила о том, чтобы устроиться на работу, но отец ее отговорил. Ведь тогда и тебя заставят пойти на замену. Одному из нас надо оставаться полностью человеком, querida, милая.

Мать ответила, что он был самым человечным из всех, кого она знала, сколько бы частей его тела ни заменили машины, но прислушалась к его пожеланию. Она старалась подзаработать стиркой или уборкой, но по большей части люди отдавали предпочтение тем, кто имел специализированные механические конечности и дополнительные приспособления, а не две обычные руки. Впрочем, порой все эти киборги были заняты, и тогда ей тоже перепадала кое-какая работа.

Редкие подарки были, как правило, полезными, необходимыми вещами, а не дорогими безделушками вроде украшений. На них уходили деньги, которые лучше было потратить на продукты. Но однажды вечером отец Хьюго пришел домой и поставил на кухонный стол перед матерью небольшой мешочек из зеленого бархата. Пока Хьюго и его старший брат скакали вокруг с воплями «Открывай, открывай!», она смотрела на подарок так, будто он мог ее укусить.

При виде браслета на ее лице появилось выражение, которое Хьюго редко приходилось видеть. Старший братец потом сказал, что она напомнила ему строчку когда-то прочитанного стихотворения — «Смутясь от радости»[1]. Она никак не ожидала получить в подарок браслет, до той секунды она не знала даже, что хотела такой подарок.

Взяв в руки двухдюймовую полоску чеканной меди, она стала пристально ее разглядывать. В середине красовался темно-зеленый камень — точно такого же цвета, что и бархатный мешочек, что, с точки зрения Хьюго, было верхом изысканности. Он спросил, не изумруд ли это, и все рассмеялись.