ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ В МИРЕ АНГЕЛОВ
Кондиционеры (а их в этом просторном кабинете было аж три) почему-то не работали; в распахнутые окна ломились кленовые ветки, тронутые уже первым намеком на осеннюю желтизну, и дух перегретой солнцем пыльной листвы нелепо и странно мешался с тем своеобразным запахом, который невесть отчего поселяется в любом учреждении, хоть как-то связанном с медициной.
Профессор снял и повесил на спинку кресла пиджак, до полной фривольности ослабил галстучный узел. Но легче не стало. И попытка высунуться как можно дальше в окно тоже не принесла облегчения. Оттуда, из-за толстого полога неухоженной и неопрятной листвы, не проникало ни малейшего шевеления воздуха. Правда, какое-то движение снаружи все же имелось. Откуда-то издали внезапно накатил слитный многоногий топот, и из еще более дальнего далека принеслось: «Минимум две инъекции, слышите? И фиксатор обязательно! Скорей!»
Тихий шелест раздвигающихся дверных створок вынудил профессора отвлечься от отзвуков явно нештатной ситуации, происходящей где-то в недрах уникально-передового санатория.
Вошедший молодой человек («молодой» — это, конечно, с точки зрения профессора, причем именно конкретного) был просто до неприличия элегантен и свеж — в такую-то жару! Безукоризненно стерильный медицинский халат, аккуратно подстриженная бородка клинышком… очки в вычурной замысловатой оправе… и папка в руках тоже вычурная, с какими-то замысловатыми пряжками…
— Добрый день. — Голос вошедшего был вполне под стать его внешности. — Главный врач приносит свои извинения, но он, к сожалению, лишен возможности оказать вам должное внимание и почтение. У нас, видите ли, непредвиденные осложнения в особом блоке…
— «Особый» — это, вероятно, для буйных? — с некоторым ехидством осведомился профессор, пожимая крепкую прохладную руку.
— Н-ну, как вам… — Свободные от бороды участки щек молодого человека слегка зарделись. — В общем, конечно, да. Чаю? Кофе? Или, может быть, коньяку?
— По нынешней погоде предпочел бы чего-нибудь холодного и безалкогольного.
Относительно молодой бородач с готовностью отступил на пару шагов и крикнул в разъехавшиеся при его приближении двери:
— Будьте любезны, минеральную воду и лед!
— Ну ладно. — Профессор неторопливо уселся в кресло, спинка которого уже была оккупирована его пиджаком. — Главврач занят — и ну его к монахам. Надеюсь, я приглашен не ради оказания мне знаков внимания, а действительно для серьезной консультации. Итак… э-э-э… а вы, собственно, кто?
— Я, собственно, лечащий врач того самого «затруднения», из-за которого мы сочли возможным побеспокоить вас. Конечно, ничего особо экстраординарного не отмечено, аналогичные случаи широко описаны в литературе, но что-то тут… Вот здесь у меня история болезни. Хотите ознакомиться сейчас или, может быть, отдохнете с дороги?
Вместо ответа, профессор требовательно протянул руку. Его собеседник торопливо выхватил из папки тонкий пластиковый файл.
Снова зашелестела дверь, впуская хорошенькую девицу (ноги в три четверти общей высоты, халатик на полладони ниже тазобедренного сустава и, наверное, на столько же длиннее юбки). Пока сие очаровательное явление сгружало на стол с принесенного подноса сифон, полоскательницу со льдом и бутылку некоей розовой жидкости, вопреки давешней просьбе гостя явно не являющейся чем-то безалкогольным, профессор углубился в чтение.
Занятие это, похоже, оказалось весьма увлекательным. Даже когда пришлая барышня очень низко нагнулась над столешницей и приблизила свое декольте чуть ли не к самому лицу именитого консультанта — даже тогда означенный консультант удостоил приближенное лишь рассеянным мимолетным взглядом. И вслед барышне он тоже глянул лишь мельком, хотя она, завершив разгрузку подноса, не ушла, а прямо-таки утанцевала, соблазнительно раскачивая всем, чем только могла.
— Я не понимаю, — сказал, наконец, профессор, не отрываясь от чтения, — это медицинский документ или беллетристика?
— Это документ. — Лечащий врач заложил руки за спину и, чуть ссутулясь, принялся неторопливо бродить из угла в угол. — Видите ли, больной и поступил-то к нам в очень тяжелом состоянии, а теперь…
— Простите, — перебил профессор, — это что же, записано с его слов?
— Нет, не со слов. Это записано им лично. Он сам так захотел: если, видите ли, он будет рассказывать, его станут перебивать и запутают. А так… — Врач прекратил бесцельные блуждания по кабинету, подошел к столу, уперся кулаками в гладкий полированный пластик. — Он не спит. У нас он уже пятые сутки, и неизвестно, сколько времени лишал себя сна прежде.