Солнце раскаленным шаром висит над головой, палит сильнее вчерашнего. Все чаще среди степного ковыля попадаются проплешины выжженной земли, по ней в разные стороны разбегаются трещины толщиной в палец, сапоги с хрустом погребают норки грызунов.
Лес отступает все дальше, грудится у родников и мелких речушек. Редкие одинокие деревца грустно стоят вдоль тракта, понуро опустили ветви, желто-зеленые листья коробит жара, сворачивает в трубочки.
– О, боги! Никто не скажет, почему мы так летим, будто нас навье войско гонит? – еле шевелит посиневшими губами долговязый.
Он чертыхнулся, носок растоптанного сапога угодил в норку, что-то пискнуло – из-под земли вылетел шерстяной комочек, нырнул в соседнюю дыру.
– Велика загадка! Купчина к ромеям торопится, – промычал белокурый паренек со шрамом во всю щеку. – Я уже второй раз так иду, и что тогда, что теперь – скачем по степи, будто петух в зад долбает. Тогда тоже недоумевали. Чего как на пожар? Оказалось – не поспеваем к отплытию ромейских торговых лодок.
– Да чего гадать! Купец до жути боится наших краев. – Подхватил седобородый ветеран, нарочито держится молодцом – молодым пример! – но по глазам видно, устал не меньше остальных.
– У него там, дома, ирий, что ли?
– Грят, у них там междоусобица одна за другой – отвечает седобородый, облизывает шершавые от сухости губы. – Брат на брата идет с мечом, сын на отца.
– Там – это где?
– Там – это далеко за уральскими горами. Купец-то наш из далекого синьского царства, что лежит на Востоке. Богатая страна…
Йошт лишь усилием воли передвигает давно онемевшие ноги. Голову опустил, в носу свербит от пыли, в глазах стоит дымка, она волнами поднимается с земли и вереницей тянется прямо к солнцу. Но дальше смотреть невозможно – яркий свет тысячами пик вонзается в глаза венеду, выбивает слезы.
– А почто они так? Чего не поделили? – удивленно вскинул брови белобрысый со шрамом.
– Да кто его знает? – пожал плечами ветеран. – Может, и не поделили. Там, слышал, края богатств и несметных сокровищ. Вот и, поди, дележка идет…
Йошт с трудом различает слова, лица перед глазами смазываются, мир вокруг в грязных разводах, дышать с каждым шагом становится труднее. Тяжелым камнем навалилось забытье. В надвигающейся черноте вспыхивают разноцветные огоньки, в голове звенят странные голоса. Слабость наваливается все сильнее, приятное оцепенение растекается по рукам и ногам, наливает свинцом. Внезапно в голову огромным молотом бьет многоголосье!
Йошта словно за шиворот вырывают из приятной прохлады. Внизу живота мерзко подсасывает и скребет. По лицу пробежала страдальческая гримаса. Венед с усилием заставляет веки подняться…
Вокруг радостно галдят, одобрительно кивают, некоторые смеются. Йошта пихнули в бок, он лишь промычал недовольно – сил ответить нет.
– Глянь, а вот и он, Треполье! – радостно воскликнул долговязый. – В прошлый раз этим же путем шли!
– Иди ты… – рядом раздался удивленный голос. – И вправду он…
– Я думал, только к вечеру дотопаем.
– Я б до вечера не дожил бы… И щас кости еле волочу, вот-вот рухну…