– Убейте их! – закричала Джулия.
– Не могу, – заявил Гилл. – Мне мешает Стэн.
– И мне! – крикнула Джулия, бегая вокруг свалки и пытаясь найти место, откуда удобней стрелять.
Первое чудовище чем-то отличалось от других, но сначала девушка не поняла в чем разница. Гилл осветил яму, и она заметила, что у одного из чужих наполовину оторвано плечо и повреждена голова.
Но к чему она точно была не готова, так это увидеть в ранах вместо плоти и крови торчащие провода, металлическое оборудование и маленькие гудящие механизмы.
Какое-то время Джулия ничего не могла понять. А затем она сообразила:
– Норберт!
62
Когда Стэна достали из мусорной ямы, он витал где-то в своих фантазиях. Ему казалось, что он находится в космосе без космоса, во времени без времени. В этом мире плыли розово-голубые облака, на небе светили звезды, а на земле повсюду были водоемы. Он не удивился, увидев стоящего рядом Норберта – Стэна вообще больше ничто не могло удивить. Он прошел границу безумия и попал в мир, бывший частью симфонии смерти, и хотя ему казалось, что эта мелодия доносится откуда-то издалека, она становилась все громче и громче.
Однако Норберт явно не был галлюцинацией, потому что он смог ответить своему хозяину:
– Я здесь, доктор Мяковски. Я функционирую только на двадцать семь процентов.
Стэн моргнул, и его зрение прояснилось. Он лежал на спине в мусорной яме чужих на горе отбросов. Над ним, склонившись, стоял Норберт.
– Должно быть, битва была неплохая, – сказал он, осматривая робота.
– Можно сказать и так. Мы сражались на бегу. Я смог убить троих. К сожалению, они нанесли мне существенные повреждения, и я боюсь, что это – конец.
– Ты боишься? – спросил Стэн.
– Не за себя, доктор. Говоря о страхе, я имел в виду, что больше не смогу служить вам для тех целей, ради которых вы меня создали.
– А ты не можешь включить саморегулирующийся режим? – спросил Стэн.
– Я пытался, сэр, но эта функция не работает. Впрочем, вы меня и не оборудовали системой перехода в данный режим.
– В будущем мы оснастим тебя всеми возможными системами, включая, надеюсь, и человеческие чувства, – пообещал Мяковски. – И мои в том числе.
– С вами все в порядке, доктор?