На минуту я почувствовала прилив сил, но потом снова нахлынула слабость. Я уж было решила, что виной всему голод, и собралась покопаться в припасах, но тут стало ясно, что голод здесь ни при чём. У плеча моя одежда вся промокла, но не от холодной воды – то была тёплая кровь. Ледовая акула всё же цапнула меня за плечо. И я до сих пор не успела это почувствовать только из-за прилива адреналина.
Мне показалось, что я вот-вот отключусь, – уже привычное для меня состояние. Я направила сани по курсу, подсказанному внутренним чувством, – его вызывала таблетка-компас. Покопавшись в свёртке с припасами, я извлекла аптечку первой помощи, вскрыла её, достала пару повязок и приложила их к ране. Бинты быстро пропитались кровью насквозь – я прижала новые. То же самое. Тогда я решила оставить прилипшие к ране бинты как есть. Ещё покопавшись, я извлекла бутылку воды и какой-то съедобный батончик, но совершенно безвкусный, словно опилки. А вот прохладная и освежающая вода, хлынув в моё пересохшее горло, показалась мне самой вкусной на свете.
Сани ехали в сторону гор, и, в зависимости от оставшегося заряда двигателя, дорога туда должна была занять около восемнадцати часов, плюс-минус. Это я знала так же точно, как то, что меня зовут Анжела Кинг, – всё потому, что папа научил меня оценивать расстояние. Правда, сколько нужно было ехать потом, до Фарсайда, я понятия не имела. Я попала в такой переплёт, который бывает только в приключенческих романах. Сами судите: мне попался затерянный мир мёртвых марсиан, законсервированный льдом и компанией бойких микробов; я сразила марсианскую ледовую акулу гарпуном; айсберг чуть не увлёк меня в пучину тёмного, холодного моря; а теперь я мчалась по ледяной равнине, истекая кровью. Совершенно ясно, что добраться до этих гор не удастся и уж точно не выйдет через них перевалить. Допустим даже, я не умру до утра, но заряд точно вот-вот иссякнет. К тому же моменту, когда солнце возобновит запас аккумулятора, я буду уже мертва, как и отец. И меня это устраивало. Я старалась изо всех сил, не сдаваясь. Бросив ещё один взгляд на залитую светом обеих лун поверхность льда и надвигавшиеся горы, я рассмеялась. Не могу сказать почему, но взяла и рассмеялась от души, закинув голову. А потом мои глаза закрылись, сами по себе. Горячие веки отяжелели, и больше не получилось их открыть.
Я потянулась, чуть притронулась ногой к закутанной в одеяло голове папы и совсем отключилась. Успела только подумать: начинает походить на привычку, но теперь уж это в последний раз.
Интересно, уготован ли для тех, кого смерть настигла на Марсе, марсианский рай? И верили ли древние марсиане в рай? Я-то в него, конечно, не верила, но теперь мысли о рае неотступно преследовали меня – оттого, что именно туда я и отправлялась, судя по всему. Но тут мне стало теплее, и я сообразила, что светит мне, увы, нечто совсем противоположное – жаркий-жаркий ад. За какие-то прегрешения меня отправили в марсианский ад, где мне предстояло танцевать в компании высоких марсиан, вооружённых гарпунами; кружиться где-то в глубине с ледовыми акулами и другими чудищами, обитающими у самого дна; прыгать в плюющихся огнём лавовых колодцах. Меня это устраивало – попасть, наконец, в тепло. Я так устала мёрзнуть. Что ж, салют тебе, марсианский ад!
И тут я проснулась. Сани стояли на месте; спросонок мне было тепло и уютно, но потом опять стал пробирать холод. Поразмыслив немного, я всё поняла: сани остановились, и поэтому перестала работать и печка в салоне, оттого я и стала мёрзнуть – а всё прочее было только сном. Но я была жива, и солнце взошло уже несколько часов назад. Его лучи заряжали батареи саней – нагревали, напитывая двигатель теплом, энергией жизни. И вот сани тронулись, совершенно без моего вмешательства – дроссель был по-прежнему выжат.
Просто не верилось – я была по-прежнему жива! Я выглянула наружу – там были горные склоны. Но благодаря знаниям червяка я сразу определила, что слегка сбилась с курса, – правда, продвинулась дальше, чем ожидала. Я потянулась к дросселю, и при этом всё тело заныло. Плечо больше не кровоточило – присохший к нему бинт превратился в липкую кашу, но свою задачу выполнил. Я старалась не делать резких движений, чтобы не возобновилось кровотечение.
Сани продолжали ехать по льду, а я рулила в правильном направлении.
На исходе дня я подъехала к подножию гор и принялась искать дорогу через них. Всё тело горело, мне было совсем не по себе, но я старалась держаться. Наконец я выбралась на змеящуюся между горами тоненькую тропинку. Путь шёл очень гладко, и я всё время ожидала, что вот-вот он оборвётся либо что я уткнусь в неприступную скалу. Но опасения были напрасны – тропинка хотя и петляла, но вела в нужном направлении, и я двигалась через горный массив как по маслу.
В вечерних сумерках я выехала к большой впадине, и внизу, куда вёл скат, сверкала ярко освещённая долина. Фарсайд.
Я понеслась вниз по спуску. Наконец-то всё прояснилось – мой путь благополучно подходит к концу. И тут свет фар уперся в выскочивший прямо перед санями большой камень. Я потянула дроссель, чтобы подняться над землёй на максимальную высоту, и на долю секунды мне показалось, что преграда преодолена. Но камень всё-таки зацепил днище саней и распорол его – и сани, крутясь, обрушились вниз. Прозрачный колпак над креслом водителя разбился вдребезги, и меня выбросило прямо на влажную зимнюю траву на пригорке, торчавшем посреди долины. По инерции я кубарем покатилась под гору, и тут что-то ударилось об меня.
Это было тело моего папы. Я ухватилась за него, и мы вместе покатились по склону. Продолжая двигаться, я вцепилась в тело папы, затем забралась на него сверху и дальше катилась на нём, словно верхом на ракете.
Вниз.
Вниз.
Вниз мы неслись, я да папа – как в детстве!
Пока с разгону не шмякнулись в стенку дома.
О дальнейших событиях много не расскажешь. Я поднялась на ноги, пошатываясь обошла дом и стала стучать в дверь – пожилая пара впустила меня. Весь город взбудоражился, и люди отправились к склону – чтобы отыскать сани, вакцину и тело отца, оставшееся у стены дома. Сани превратились в обломки, вакцину нашли и папу, хотя он так и остался мёртвым. Люди подходили и смотрели на меня, словно на только что пойманное редкое животное. Лица и внешность их я не запомнила – только помню, как они приходили, таращились на меня и уходили, а их место занимали другие.
Когда поток любопытных горожан иссяк, пожилая пара перенесла меня в кресло, где они накормили меня супом. Появился доктор, обработал по мере возможности рану и сообщил, что началось заражение. Он добавил, что у меня сотрясение мозга, а может быть, и не одно, и запретил спать. Поэтому мне было лучше не ложиться.
И я не ложилась.
Я приняла какие-то из оставленных врачом лекарств и продолжала сидеть в кресле, а тем временем над горами вновь стало подниматься солнце – неспешно, будто оно утомилось и предпочло бы и дальше сидеть в темноте за горизонтом. Потом у меня уже не осталось сил сидеть. Я сползла с кресла и некоторое время сидела на полу, затем опустилась окончательно на пол. Меня перестала беспокоить перспектива смерти, потому что я так и не могла понять, выздоравливаю я или умираю. Я уже совсем перестала соображать.
ebooksa