Древний Марс

22
18
20
22
24
26
28
30

Секстон стоял рядом, глядя в свою подзорную трубу. Кидд придвинулся к нему.

– Доктор Секстон, – сказал он очень тихо, так, чтобы никто из матросов не смог его услышать. – Должен признаться: мне не по себе. Я преодолевал шторма, сражался с пиратами, сталкивался со смертью лицом к лицу, но впервые за все годы в море я чувствую такой трепет. У меня кружится голова и земля уходит из-под ног. Мало того, квотермастер[4] сказал, что с ним все то же самое. Может, это потому, что мы забрались так высоко?

Секстон сложил подзорную трубу.

– Это не что иное, как снижение земного притяжения.

Он был слишком уж умен и частенько переходил на латынь, сам того не замечая.

– А каково лечение? Кровопускание? Рвотное?

– Боюсь, что нет, – рассмеялся Секстон. – Это не болезнь, а естественное следствие того, что мы удаляемся от Земли. Данный феномен был предсказан Ньютоном и подтвержден Галлеем при его первой попытке слетать на Луну. Чем дальше мы удаляемся от родной атмосферы, тем сила притяжения – говоря простым языком, наш вес – становится меньше и меньше. Сейчас мы уже весим на три четверти меньше, чем весили дома. – Натуралист подпрыгнул на мысочках, и капитан заметил, что его парик едва-едва касается макушки.

Кидд тоже подпрыгнул и с удивлением обнаружил, что совсем небольшое усилие подняло его на несколько дюймов в воздух.

– Прежде чем кончится день, – продолжал Секстон, – мы выйдем из земной сферы в межпланетную атмосферу. Там мы будем находиться в состоянии свободного падения и чувствовать себя так, будто мы вовсе ничего не весим. Тогда-то мы сможем отцепить воздушные шары и продолжить плавание без них.

Секстон мог объяснять этот феномен сотни раз, но Кидд так и не смог бы до конца постичь его сути. Но сейчас он едва ощущал свои сто восемьдесят фунтов и, кажется, начинал понимать. Он снова легко подпрыгнул, чувствуя, как завис в воздухе, прежде чем его ботинки коснулись палубы.

– А, ясно, – сказал он.

Пока Кидд прыгал, Секстон возобновил свои наблюдения в подзорную трубу.

– Ну разумеется, – произнес он, глядя в свой прибор, – мы вначале должны пересечь границу планетарной атмосферы, которая вращается вместе с Землей, а затем межпланетной атмосферы, которая окружает Солнце. – Он сложил трубу. – Вероятно, нас немного потрясет.

– И это ты называешь немного? – крикнул Кидд на ухо Секстону.

Чтобы спасти свою жизнь, эти двое цеплялись за румпель, который регулировал огромный корабельный штурвал. Не держаться было невозможно: только это позволяло удерживать корабль на заданном курсе и давало путешественникам точку опоры, иначе бы их неизбежно сдуло за борт, где они сгинули бы в необъятных воздушных просторах. Они потеряли так двоих, прежде чем Кидд успел скомандовать матросам привязать себя к мачтам.

Корабль головокружительно несся сквозь воздух, омываемый проливными дождями, швыряемый туда-сюда своенравными ветрами, которые дули со всех сторон света, сверху, снизу. Даже Кидд, который пережил шторм в Баб-эль-Мандебском проливе без малейших признаков морской болезни, сейчас оставил весь свой ужин за бортом.

– Я понятия не имел! – проорал Секстон. – Ни Галлей, ни Дампьер не предполагали ничего подобного!

– Да чтоб им пусто было, черт возьми! – выругался Кидд. Даже капитанская сноровка не могла им помочь; как бы он ни ставил паруса, корабль шатался и кружился, как спятивший пьяница.

Никогда в своей жизни Кидд не чувствовал себя столь беспомощным. Повсюду были штормовые облака; стрелка компаса беспорядочно вертелась. Все смешалось: где верх, где низ – не разобрать.

– Как нам выбраться из этого хаоса? – спросил он у Секстона.