Перепугав меня до полусмерти, рядом со мной возникла девчушка.
– У миссис Мэннинг нет свободной комнаты – ни сегодня, ни завтра.
Сообщив мне это странное известие, она застыла на месте как вкопанная. Я даже не сумела удивиться сразу – настолько странно выглядела сама вестница.
Еще подросток – высокая, да, хотя и ниже меня, но довольно долговязая для девочки лет пятнадцати-шестнадцати. Угловата, костлява. Длинные темные косички растрепаны – словно обгрызенные крысами веревки – и свисают наподобие безжизненно болтающихся рук, как бы лишенных локтевого сустава. Черные глаза под редкими ресницами впились в мои острыми буравчиками. Нос длинный. Губы тонкие, бесцветные. Лицо заледенело ничего не выражающей гримасой, скрипучий голос повторил:
– У миссис Мэннинг все занято.
– Откуда… откуда ты знаешь, что я ищу миссис Мэннинг?
– Мама Венера мне сказала. Она видела.
– Кто такая эта… Она видела? Ну, что ж…
С этими словами я шагнула от своей не в меру ретивой опекунши в сторону, однако она с неуклюжим проворством цапли, взлетающей из камышей, вновь меня настигла.
– Мне велено вам сказать, что ваш сундук в целости и сохранности.
Я замерла и обернулась к девчушке. Сбитая с толку, в изнеможении, я готова была исполосовать ее режущими как острая бритва вопросами, но… но заметила в ее глазах что-то болезненное. Уж не дурочка ли она? Однако, победив сочувствие, потребовала от незнакомки выложить все начистоту – что ей известно обо мне, моих планах и моих пропавших вещах.
– У Баулера, – девчушка мотнула головой в сторону названного заведения, шагах в двадцати от нас, – для вас есть комната. Там похуже, чем у миссис Мэннинг, но зато никто не умирает… – Она умолкла и, растопырив длинные пальцы, прикрыла ими дурацкую ухмылку.
– Кто не умирает? Что ты мелешь? И кто такая эта Мама Венера?
С той же усмешкой, теперь более походившей на улыбку, девчушка произнесла:
– Скажите им, что вас послала Макензи… Розали Макензи. – Она махнула правой рукой, потом показала пальцем себе на грудь. – Розали, c"est moi[15]. – Гибким телом она отвесила порывисто-резкий поклон, чем-то схожий со щелкнувшим кнутом.
Я посмотрела на заведение Баулера. У входа было темно: дверь была без окошечка, только на кирпичную дорожку сквозь закопченные оконные стекла со средником просачивался тусклый свет. Довольно пристойно. Как она сказала – Макензи? Я обернулась к девчушке, но ее и след простыл.
Улизнула она незаметно, и только гораздо позже я поняла, что это она, Розали, всюду ходила за мной по пятам.
Первую ночь на суше я провела неважно: стоило мне сомкнуть веки – мир начинал колыхаться в такт воображаемому морю; если же держала глаза открытыми, вперяясь ими при лунном свете в гравюру с портретом генерала Лафайета на дальней стене, сон от меня бежал. Так или иначе, взгляду представала Селия, запертая в клетушку на рыночной площади. Это походило на навязчивое видение, и я подумывала, не броситься ли к ней немедля. Но вместо того продолжала лежать на боку в комнате на верхнем этаже «Таверны Баулера», уставившись в слегка приоткрытое закопченное окно, обрамленное занавесками из белого муслина, за которым стояла темная ночь. Позже полил дождь, брызги летели на подоконник. Ливень заглушил речной гул, что меня порадовало, и прибил к земле угольную пыль, придав Ричмонду более опрятный вид.
Заведение Баулера было, по существу, распивочной, но три-четыре комнаты наверху сдавались заезжим торговцам и коммивояжерам. Еще до моего вселения Розали побежала к миссис Мэннинг, чтобы там позаботились о доставке мне моего багажа – так я, во всяком случае, предполагала. Хозяину я пояснила, что мне нужны ужин и комната, хотя бы на одну ночь. Я назвала имя Макензи, однако хозяин, отмахнувшись, заявил, что комнаты у них сдаются первому желающему.
Окна моей комнаты выходили на улицу, чем я осталась довольна. В комнате было сравнительно чисто, в чем я убедилась, когда служанка, меня сопровождавшая, зажгла лампу. Она взглянула на меня с облегчением, видя, что я ни на что не жалуюсь. Никаких вещей со мной, разумеется, не было. Услышав об этом, она только слегка приподняла бровь, словно желая сказать: «Раз так, то так», и принялась готовить мне постель. Вытащив провисший матрас на голый деревянный пол (его поддерживала веревочная сеть), она извлекла из складок юбки что-то вроде колышка, который был привязан к ее поясу плетеным шпагатом. Вращая колышек в петлях на конце кровати, она туго натянула веревочную сеть и плюхнула матрас на место. Затем пожелала мне крепкого сна и удалилась.