– А теперь, – распорядилась Герцогиня, – рассредоточьтесь. И собирайте плату по таксе. Если кавалер поцелует даму, с него двадцать пять центов, а если она ухитрится забраться к нему на колени – пятьдесят. Причем монеты американской чеканки
– А что, если… – начала я. – Что, если они не захотят платить?
– Дражайшая Генриетта, еще бы они захотели. Увиливать – это их любимое занятие. Но за угощение придется платить. Нынче среди собравшихся не видно идиотов, однако если кто-нибудь заартачится или поведет себя неадекватно, зовите меня, и я…
– Вы на него накричите?
Герцогиня уронила веер.
– Нет, душечка. – Вздох. Улыбка. – Тебе еще многому нужно научиться, так ведь?.. Кричать незачем; просто… просто, если я понадоблюсь, разыщи меня. Понятно?
Я не поняла, однако кивнула.
– Все, тс-с, – заключила Герцогиня, хотя я не произнесла ни слова. – Сбор денег сейчас вторая по трудности работа в этой гостиной. Иди собирай… Ноги в руки – и вперед!
Я собрала доллар и семьдесят пять центов. Мне повезло застать Фанни и Джен на коленях у братьев. Бертис, которого я обложила данью за требование поцелуя у Лил Осы, попытался отделаться пятипенсовиком, но, отвернувшись от него, я обнаружила у себя за спиной Герцогиню. Она ухватила Бертиса за ухо (жест этот, как ни странно, выглядел сладострастным). Пробормотав что-то вроде извинения, клиент выложил требуемую сумму. Только после этого ему было позволено продолжить свои неуклюжие ухаживания.
Мне было не по себе, ведь Бертис служил всего лишь помощником печатника и не имел других источников дохода, кроме своих десяти замызганных пальцев. Он и так уже платил пять долларов за возможность повидать возлюбленную, и я сомневалась, что он зарабатывает за неделю хотя бы десять. Едва ли он мог себе позволить поборы сверх платы за любовь, но они были обязательным, неизбежным условием игры, за которую он заплатил бы любую, непосильную для себя цену.
Что до Лил Осы, то она припрячет свои пять долларов, присоединив их к…
Enfin, позвольте мне подсчитать ее доходы.
В день один, нет, два визита (алчность Лил Осы уступала только ее сластолюбию), и таких дней в неделе, скажем, пять. В неделю выходит долларов пятьдесят. Вычтем отсюда долю Герцогини – двенадцать долларов за крышу и стол (сами свидания не приносили Герцогине прибыли), и вот… достаточно сказать, что ведьма в Киприан-хаусе могла при желании иметь неплохой доход: в год полторы или две тысячи долларов.
Теперь, наш Бертис за свои пять долларов мог получить… Стоп. Почему бы не вернуться к рассказу о моем первом вечере в Киприан-хаусе, чтобы дать представление о многих других вечерах, за ним последовавших?
36
Охота за кавалерами
Лишь только часы пробили восемь, все, как бильярдные шары по лузам, раскатились по своим комнатам. Следом направились и мы с Адалин.
Сначала мы потихоньку спустились в кухню, а оттуда поднялись на второй этаж. Здесь находились две пары комнат, первая выходила окнами на Леонард-стрит, вторая располагалась сзади. Со всеми четырьмя комнатами граничил коридор, проходивший по бокам и в задней части дома. Окон не было, тьму разгоняли канделябры с газовыми лампами. Адалин повела меня к фонарю, который мы зажгли и взяли с собой, и все же я споткнулась о мягкую скамью, над которой имелось два глазка – маска. На внутренней стене в этом месте была нарисована настоящая маска, в роскошном венецианском стиле. Адалин жестом предложила мне сесть. И я глядела на нее, пока она не взяла мою голову в руки и буквально не приставила к маске. За ней были комнаты Лил Осы и Бертиса, в костюме Адама.
– Посмотри, какой у печатника бесенок, – шепнула Адалин.
Отступив от стены, я увидела, что она тоже наблюдает, через глазки, расположенные выше и ничем не украшенные. Для этого ей пришлось встать на пуф со стеганой обивкой.