– Ну-ну, помолчи, – перебила ее Лотти, – делать доброе дело ради Господа нашего всегда небезопасно. Вы у нас переночуете. И уйдете из нашего дома на рассвете. Вас как будто никто не заметил. И пускай никто не увидит, как вы от нас уйдете. Этим вы избежите опасности, а с собой захватите наши молитвы. – Она плюхнулась в тростниковое кресло, застонавшее под ее весом. Лотти Трэверс была широка не только душой, но и в кости. – Ведь это Банана Мэй вас прислала, верно?
Да, подтвердила я. Хотя имени своего женщина не назвала и возле ее тележки я никаких бананов не усмотрела, конечно же, она и была эта самая Банана Мэй. Когда я только перешагнула порог дома, Лотти приняла от меня шляпу с понимающим видом. До того мы прошли на жаре по пыльной дороге несколько миль, до боли в глазах напряженно выискивая среди кустарников развалины мельницы. Заслышав позади себя стук копыт, вздрогнули. Обе готовы были схорониться за кустом, но дорога была пустой и просторной, да и засекли уже нас. Волнение улеглось, когда мимо протащился какой-то старый возчик. У него мы спросили, далеко ли до фермы Траверса. Шагов через полсотни увидите мельницу, заверил нас он; так оно и вышло.
Итак, нас на острове Амелия уже знали. В первую очередь, конечно, Айшем Лаури, но кроме Бананы Мэй надо назвать еще и двух мужчин, у которых мы спрашивали дорогу. Были они к нам равнодушны или нет, дружелюбно настроены или наоборот, им наверняка запомнилась пара – белый с чернокожей девушкой на пути от берега. Девушка слепая или плохо видящая. Мужчина высокий и худощавый, с иноземным выговором, лицо бескровное. Возьмись кто-нибудь допытываться, нас тотчас же вспомнят.
Из ящика, поставленного высоко на полку, достали две карты с разноцветными отметками. Их я восприняла как доказательство того, что Трэверсы оказывали помощь и другим, отыскивали им дорогу, которую покажут и нам.
Айзек с гордостью обвел на карте свои владения:
– Вот это моя земля – у меня и бумаги на нее есть, все чин по чину – с тысяча восьмисотого года. Купил ее еще до того, как испанцы запретили это американцам. И мы с Лотти удерживали ее при набегах через границу людей из Джорджии – они называли себя патриотами, а по мне, так были просто пиратами – до тех пор, пока испанцы не ушли.
Лотти кивала, глядя на карту, поторапливая мужа заняться более насущными задачами.
Айзек вздохнул, и как-то сразу стало ясно, что он уже немолод. Внешне он выглядел довольно крепким, несмотря на понурые плечи и сгорбленную спину, но вот этот вздох выдал тяжесть, какая лежала у него на душе.
– Найду вам подходящее судно.
– А если сухопутным маршрутом? Которым из них? – спросила я.
– Нет, – возразил Айзек. – Вы куда направляетесь? Отсюда в Среднюю Флориду? – Гласные в слове «Флорида» он протянул мягко и гладко, будто прозрачную атласную ткань. – Там на каждом шагу плантаторы, загребают себе землю.
– И до Пенсаколы вам добираться двадцать восемь, а то и тридцать дней, – вставила Лотти. – Вполовину меньше до Таллахасси. И то если раздобудете лошадей гораздо выносливей наших. Айзек правду говорит, на суше скорее всего напоретесь именно на то, от чего бежите… Всюду хлопок. Плантации распространяются быстрей, чем лесной пожар. Я согласна с Айзеком, вам надо добираться морем. Вдоль берега до устья Сент-Джона и, может быть, по реке до Кауфорда.
– Правильно, – кивнул Айзек, проводя пальцем по линии на карте. Этот маршрут уже был отмечен красным. – Вот этот путь. Сначала как-нибудь вниз по реке – скажем, примерно отсюда – и только потом посуху. Доберетесь до Кингз-роуд и направитесь на юг.
– А есть… есть еще какой-то Юг, еще дальше?
Мне казалось, что мы уже целую вечность плывем до края света.
– Есть, – рассмеялся Айзек. – Я там не бывал, но если вам угодно, сэр, юг мы вам обеспечим.
Мы все расхохотались. Мой смех, наверное, был самым счастливым. Айзек Трэверс назвал меня сэром.
Разговор вернулся к Кингз-роуд – эту дорогу по восточному побережью построили англичане. Тут Трэверсы переглянулись, оба враз закивали и в один голос театрально произнесли на испанский манер:
– Сан-Агустин.
Так просто путь наш был предопределен.