Но ей почему-то стало жаль тех подвыпивших и бесцельно слонявшихся по набережной парней, остановленных необычным зрелищем и беззлобно посмеивавшихся над странной парочкой… Что-то похожее на совесть зашевелилось внутри Хильды.
Можно было бы просто-напросто послать их подальше, нагло и свободно рассмеявшись в их глупые лица.
Но этот пистолет, отобранный у Ларисы и так некстати оказавшийся под рукой, решил все. Он как бы сам захотел и потребовал этого убийства. Своим присутствием он словно затуманил сознание Хильды в тот момент, дал команду, и ее сиюминутное раздражение двумя смертоносными пулями выплеснулось из его ствола…
Ей было не по себе. Хильда не любила, когда ею командовали.
Но вместе с тем она получила и удовольствие. Всегда, когда она ощущала эту приятную тяжесть оружия в своей руке, Хильда испытывала какое-то сладостное томление в груди, какое-то почти эротическое наслаждение, и ей хотелось без конца нажимать на спусковой крючок, чтобы как можно более продлить, растянуть мгновения этого доводящего до потери сознания оргазма…
Но сейчас она чувствовала нечто вроде раскаяния.
Она вдруг вспомнила Романа, своего бывшего неизменного спутника, молчаливого и послушного, беспрекословно выполнявшего любые ее прихоти. Она вывезла его, скрывавшегося беглого зека, из сибирских лесов и повсюду, куда ни забрасывала ее судьба, таскала за собой. Он был бесконечно благодарен ей, предан, как верный пес, и безропотно сносил любые ее насмешки над собой за свою незамысловатость и неуклюжесть, насмешки, порою доходившие до откровенного издевательства. Вероятно, он по-своему даже любил ее, но никогда не смел и приблизиться к ней и даже малейшим намеком обнаружить это чувство, очевидно справедливо считая себя недостойным такой незаурядной личности, какой и в самом деле была Хильда, но в глубине души, втайне надеясь, что когда-нибудь все-таки это чувство найдет в ее сердце ответный отклик…
Но Хильда была занята своими проблемами. И Роман ей был нужен всего лишь как покорный слуга, а точнее, оруженосец или денщик. Он все знал о ее делах. Но даже и словом не смел ни в чем противоречить ей, а наоборот, всячески помогал во всем.
И даже тогда, когда Хильде пришлось избавиться от родителей Ларисы, которые с некоторых пор начали догадываться об истинной подоплеке столь странной дружбы их дочери со своей пожилой преподавательницей, он помогал ей заметать следы…
Она полностью доверяла Роману, считая его своей бессловесной тенью и даже не подозревая, что у того могло когда-нибудь появиться свое собственное мнение. Если бы кто-то даже и сказал ей, что Роман может самостоятельно мыслить, она с презрением отвергла бы подобное предположение.
И когда она вдруг стала замечать за ним какие-то странности, несколько отдаленно напоминающие задумчивость, то несказанно этому удивилась. И первое время просто ядовито насмехалась над его неожиданной блажью, постепенно перераставшей в какие-то новые формы поведения. Хильду крайне забавляли его участившиеся хождения по церквам и внезапно обнаружившаяся страсть к духовному чтиву. И тем более она долго хохотала, когда ее верный пес вдруг смущенно признался, что однажды поставил свечку в храме за спасение ее души…
Она с трудом, но все-таки простила ему то, что он по своей глупости передал злополучную кассету Ларисе, из-за чего в итоге и началась вся эта катавасия. Но после того как он посмел помочь бежать этой потаскушке Марине, после этого его столь неожиданного и откровенного предательства Хильда обезумела от бешенства и безжалостно пристрелила его…
А сейчас, стоя у окна темной комнаты, почему-то жалела об этом.
Нет, ни о какой любви не могло быть и речи. Но за эти долгие годы она как-то привязалась к нему, испытывая необъяснимое снисходительно-покровительственное чувство, словно самоутверждаясь в его присутствии, наслаждаясь контрастом и сознанием своего неоспоримого превосходства. И честно признавалась себе, что без этого увальня ей стало как-то то ли скучно, то ли одиноко…
Да, у нее был сын. Но его она тоже не любила. Мало того, даже вроде стыдилась его. А скорее, брезговала им. И ей было неприятно, что от их связи с Лешаком, от истинной, чистокровной арийки и здорового красивого русского мужика мог появиться на свет подобный урод.
Естественно, та сцена, представшая перед глазами двенадцатилетнего мальчишки, сильно повлияла на его рассудок. Но психика психикой, а в любом случае стопроцентно здоровый человек смог бы устоять перед впечатлением даже и от более кошмарной картины. Поневоле оставалось предполагать, что у этого ее отродья уже изначально имелась какая-то патология и предрасположенность к помешательству… А со временем появились и вообще не лезущие ни в какие рамки, странные и мерзкие поползновения, сопровождающиеся плохо скрываемыми недвусмысленными намеками…
И поэтому, когда представилась хоть какая-то возможность, Хильда отдалила сына от себя, купив ему однокомнатную кооперативную квартиру. Пусть сам с собой юродствует!..
Через некоторое время правдами и неправдами она выменяла эту квартиру на другую, двухкомнатную. В центре, на низком первом этаже старинного дома, с подполом, в который можно было спуститься через прихожую. Выбирая эту квартиру и приложив немало усилий, чтобы заполучить ее, Хильда прекрасно знала, что из этого подпола можно было проникнуть и в более потаенные места, надежно укрытые от постороннего глаза в утонувших глубоко под землей фундаментах давно уже разрушенных зданий.
Там она и поселила Иохана, своего сына, — в качестве своеобразного сторожевого пса, дармовой рабочей силы и непосредственного участника своих кровавых жертвоприношений.
А они были необходимы. Так заповедовал ей Шаман.
ebooksa