Черное зеркало

Липская бесцельно бродила по квартире, не зная, чем себя занять. И наконец поняла, что именно ей сегодня во что бы то ни стало необходимо сделать.

Разве можно покинуть родной город, и быть может навсегда, не попрощавшись со своими близкими? Не навестив их в последний день своего пребывания здесь? В запасе имелось более суток, и неужели это время нельзя использовать более достойно, чем попусту просидеть напротив телевизора или, в лучшем случае, с книгой в руках?

И, в конце концов, неужели так и уехать, не побродив в последний раз по знакомым улицам и набережным?..

Но сначала съездить к Илоне. И, к сожалению, не домой, в давно знакомую однокомнатную квартиру. А на кладбище. Туда, где она лежит сейчас благодаря другой Ларисиной подруге, из-за которой и пошла кувырком вся ее жизнь. Да и не только ее…

Лариса вышла из квартиры. Добралась на троллейбусе до метро. И через некоторое время вышла на поверхность земли совершенно в другом краю города, в самом конце Московского проспекта, где находилось кольцо автобуса, делающего конечную остановку у Южного кладбища. Именно там теперь, в этом печальном месте находится могила Илоны. Именно там лежит ее подруга. Именно туда можно идти теперь — в любой день, в любое время. Без предварительного звонка. Не опасаясь, что ее вдруг не окажется дома, что она вышла куда-нибудь по делам…

Лариса давно уже хотела навестить ее могилу. Но события последних дней не давали ей возможности по собственному усмотрению распоряжаться собой и своим временем.

Теперь она была свободна.

Пройдя мимо подножия большого памятника вождю, который тоже куда-то собрался и уже сделал шаг, указывая рукой на что-то впереди себя, Лариса оказалась возле многочисленных киосков, торгующих всем необходимым на любой случай жизни. И тут вспомнила, что по вековым русским традициям, собираясь на кладбище, не мешало бы взять с собой чего-нибудь такого, чем можно было бы помянуть дорогого твоему сердцу человека. Она подошла к одному из киосков, долго высматривала более или менее подходящее к данному случаю и купила наконец бутылку вишневого ликера. А чтобы не пить ее почти на голодный желудок, ибо завтракать она не любила, взяла коробочку «Рафаэлло».

Но, сделав каких-то пару шагов в сторону автобусной остановки, вдруг вспомнила, что забыла еще кое-что. А именно, из чего, собственно, пить. Воспоминание о том, как они вместе с Иришкой высасывали бутылки водки прямо из горлышка, не было очень приятным. Но тогда был особый, в некотором роде экстремальный случай, поскольку надо было срочно как-то изворачиваться и выкручиваться перед Иришкиным вопросительным взглядом и ее недвусмысленными угрозами. Теперь же всего этого не было. Рокеры почему-то больше не интересовались Ларисой. А поэтому отпала необходимость притворяться этакой невинной овечкой, волею злобной Бабы-Яги, какой она обрисовала Хильду, принуждаемой участвовать в разнузданных оргиях…

Лариса пожалела, что не захватила с собой хотя бы какую-нибудь рюмку или стакан, и, проходя вдоль ряда киосков, выискивала, что бы такое приобрести подходящее.

Взгляд ее уперся в пластмассовые стаканчики, наполненные «Русской» водкой и герметично закупоренные. Она приблизила лицо к витрине и прочитала, что их содержимое равнялось ста граммам. И это Ларису устроило. В конце концов, водку можно и выплеснуть безо всякого сожаления, скажем, прямо на могилу, а стаканчик использовать для более цивилизованного вишневого ликера.

И вот, в итоге, в полной мере подготовленная к посещению кладбища, Лариса села наконец в подошедший «Икарус».

Увидев из окна автобуса поворот к аэропорту, она вдруг подумала, что не лучше ли ей было долететь до Екатеринбурга на самолете. Но, подумав немного, решила, что прекрасно доберется и на поезде. По крайней мере дешевле…

Пройдя через ворота кладбища, она вошла в церковь. И поставила свечку за упокой души своей подруги. Лариса не знала толком, исповедовала ли та православие. Но поскольку за время их многолетней дружбы обе они довольно-таки редко касались вопросов вероисповедания, то решила, что в любом случае лишнее обращение к Богу не помешает. Точнее даже, не лишнее, а, скорее, дополнительное. По-иудейски, по-христиански ли… В конце концов, какая там, наверху, разница, через какое окно смотрит человек на небеса?..

Найти могилу Илоны не составило никакого труда. Ларисе не было необходимости звонить ради этого ее родным. Тем более что и мать, и бабка Илоны прекрасно знали, что ее, Ларисы, так же как и их дочери и внучки, нет среди живых, и разочаровывать их в этом заблуждении было бы нежелательно. Да и не деликатно. Тем более что, по версии следователей, в гибели Илоны ей отводилась далеко не последняя роль…

Лариса просто-напросто встала на месте. Осмотрелась. Прогнала из головы все посторонние мысли. И, представив перед своими глазами глаза Илоны, встретилась с ними. И ноги ее, словно кто-то невидимый направлял их, сами повернули в нужную сторону.

Через некоторое время Лариса сидела не скамеечке, вбитой в землю рядом с невысоким холмиком, украшенным букетами еще не полностью увядших цветов и напоминающим прямоугольную клумбу с низкими бортиками из серого мрамора. Стандартная могильная плитка подтверждала, что именно здесь нашла успокоение ее добрая подруга.

Лариса прибрала могилу. Выдернула какие-то засохшие веточки, торчащие из земли. Разложила принесенные с собой цветы. А на плитку с именем Илоны повесила небольшой печальный веночек, перевитый бумажными цветочками…

Было грустно. И даже не то чтобы грустно, а щемяще больно за все. И за слабо светящее далекое осеннее солнце. И за этот прохладный ноябрьский день. И за оголившиеся на зиму деревья, нелепо торчащие из земли почерневшими корявыми стволами…

Лариса вскрыла пластмассовый стаканчик. Посмотрела на плескавшуюся внутри него прозрачную жидкость. И, подумав немного, поднесла к губам, словно кофе или какую-нибудь сладкую наливку. Сделав несколько маленьких глотков, оставила больше половины и выплеснула водку в сторону от могилы.