Черное зеркало

22
18
20
22
24
26
28
30

— Уже не выглядит… — тихо произнесла Лариса.

— Я понимаю, что она умела омолаживаться. И даже подозреваю, каким именно способом… — кивнула Дама. Затем продолжала: — Так вот… Я была еще девочкой. Красивой девочкой… Я это вам уже безо всякой ложной скромности говорю. Так сказать, с высоты своего возраста… Очень красивая была… Прятались мы с матерью от немцев на одном литовском хуторе. Долго удавалось скрываться. Но все-таки кто-то донес. И — в Шяуляй, в гестапо… А там в это самое время наша с вами знакомая Хильда фон Зигельберг свирепствовала… И вроде бы что ей так надо было из кожи вон лезть в своем рвении! Сама еще чуть ли не девчонка. Белокурая. Красавица. Глазищи голубые, взгляд зачаровывающий… Ей бы любить да любить. А она над людьми издевалась. Настолько была жестока, что даже сами немцы, ее сослуживцы, с ней ссориться опасались. А уж чтобы там до каких-то ухаживаний!.. Как я понимаю, и подступиться не смели. Этакая молодая волчица! Мать мою сначала у себя в застенке замучила, а потом сама и застрелила… Она любила расстреливать. Словно хобби какое-то было у нее… А меня не тронула. Чем-то я ей приглянулась. Все время при себе держала. И заставляла с ней всякими мерзостями заниматься… Я у нее чем-то вроде игрушки была, собачки комнатной… Но даже в постели со своим парабеллумом не расставалась. Бывало, я ублажаю всякие ее прихоти, а у нее палец на спусковом крючке. А когда до экстаза доходила, начинала в потолок палить… Сумасшедшая, одним словом…

Дама обернулась к Ларисе:

— Вас, как я понимаю, она тоже использовала?..

Та молча кивнула.

— У нее была странная привычка в зеркало смотреть, — продолжала Дама. — Именно не смотреться, а смотреть. Не так, как обычно женщины перед своим отражением кривляются. А как-то по-своему… Бывало, как уставится в него, так чуть ли не часами и сидит, словно окаменелая. Глаза раскрыты. Ледяной стужей от них так и веет. Рот в какой-то злой усмешке искривлен — словно она в этом зеркале видит что-то… Я в эти минуты даже дышать боялась. Один раз попробовала что-то сказать — так она меня чуть ли на куски не разорвала…

Когда немцы уходили, от меня избавиться решила. Своим привычным способом. Приставила пистолет к виску и нажала курок. И тут осечка… Пока она в нем ковырялась, чтобы патрон заменить, ее срочно позвали. Она только взглянула на меня. Потом рукой махнула — живи, мол… И выбежала из комнаты.

И только дверь за ней захлопнулась, как весь дом взрывом подняло. Меня лишь через два дня из-под обломков вытащили. Стоны услышали… Уже красноармейцы.

А Хильда исчезла. Говорили, будто с лесными братьями ушла… А потом слух прошел, что где-то на Колыме в лагерях ее видели. Там, среди заключенных, тоже своей жестокостью прославилась…

А вот теперь Галиной Николаевной стала. И пенсию, как незаконно репрессированная, до последнего времени получала…

— Она у нас в школе учительницей биологии была, — сказала Лариса, гася в пепельнице недокуренную сигарету.

— Ей бы лучше паталогоанатомом быть, — усмехнулась Дама. — Ее стихия. Или на бойне работать… Очевидно, кто-то ей разболтал обо мне. Не знаю кто. Брат ваш, что ли? Звонила мне. Встречу предлагала… Но я отказалась. Потом какими-то валькириями угрожала… Но не смогла запугать. Я уже не боялась ее. Потому что своей собственной силой обладаю… Не скрою, кое-чему и от нее научилась… Ну да не будем об этом… А где вы сейчас живете? — вдруг спросила она.

Лариса пожала плечами.

— Сняла тут квартиру одну, в Веселом Поселке…

— Это ненадежное убежище. Оставайтесь у меня, — серьезно сказала Дама. — Здесь вы будете в полной безопасности. И, кроме того, теперь у нас с вами общее дело появилось…

Лариса подняла глаза.

— Какое?

— Ее гвардию уничтожить. Вернуть этих несчастных зомбированных девушек к нормальной жизни… Согласны помогать мне?

Лариса смутилась.

— Но ведь я и сама… Чем я теперь лучше нее?..