Бледный

Выпив пива, он долго отвечал на звонки подруг Лены, подтверждая: в полдень, в субботу. На участке суетились, он сидел в гостиной с открытой дверью, чтобы встретить тестя, если появится. Отметил, что Тони нет. Увидев в зеркале типа в грязной рубашке, с щетиной и в галстуке набекрень, он решил вымыться и побриться, но вдруг раздумал.

Тоня появилась, когда стройка смолкла и люди из фирмы тоже ушли. Он из гостиной следил за ней, стоявшей в проёме с сумочкой, в куртке, в джинсах на крепких ножках.

— Пётр Игнатьич…

— Тоня, — он вынул деньги. — Здесь сорок тысяч. А больше нет. Возьми.

— Не надо. — Она заплакала.

Он дал ей деньги и сказал:

— Я б и хотел встречаться, да не могу… Служить ты тоже у нас не будешь…

— Фёдор Иванович запретил?

— Все близкие мне люди гибнут.

— Бог мой, — шепнула Тоня. — Ваш друг тоже сказал сегодня, что с вами плохо. Дескать, скелеты у вас в шкафу.

— Скелеты?

— Я, Пётр Игнатьич, знала, что я вам — кто? Дура! А пришла, потому что услышала, что Фёдор Иванович в милицию заявил на вас.

— Поэтому и иди. Завтра и я исчезну.

— А праздник?

— Будет… ты приходи.

Он сделал воспрещающий жест, когда Тоня шагнула к нему, а потом услышал, как захлопнулась дверь.

Важно было не пропустить момент: в полной темноте он не смог бы действовать из-за страха. Поэтому он сидел, не сводя глаз с окон, в которых сгущался сумрак.

Клоун вот-вот мог появиться. Храбрость Девяткина куда-то улетучилась, он знал — вздумай он опять доставать клоуна — снова ничего не выйдет. Страх проникал от кончиков пальцев: в мизинец, затем в ладонь; скоро дрожь охватила тело. Он начал бегать и зажигать свет: в кухне, в ванной и в туалете, в спальне Кати и в гараже, в кладовке и в коридорах. Ламп было много — он включал все. В холле, кроме люстры, зажёг три бра. Снова сел, но дрожал теперь так, что пришлось надеть куртку. Подумал, что пропустил момент — слишком стемнело. Взбежал к спальне. Ещё миг назад он думал, что дело плёвое: взять тело и отнести, — теперь же, поворачивая ключ в замке, медлил. Только опасение, что ночью он вообще не решится выйти, вынудило его действовать. Медленно открывая дверь, он всматривался… Свет из холла достиг кровати и, наконец, штор. Девяткин включил свет.

Запах…

Естественно, труп лежит — дня три… четыре… а может, вечно?