Существо, оставившее эти отметины, существо, терзавшее Оливию Ралтон, как прежде ее мать, могло быть только вампиром! Я слышал о таких случаях, об умерших мужчинах и женщинах, приходивших за кровью живых; но я никогда напрямую с подобным не сталкивался и потому не очень-то в это верил. И все же перед моими глазами было ужасное доказательство их реальности! Вампир пил живую кровь Оливии, как ранее пил кровь ее матери, и если его не остановить, она погибнет, как погибла мать!
Голова моя шла кругом при одной мысли об этом жутком открытии. Я был уверен, что в смерти Аллены Ралтон и болезни ее дочери повинен вампиризм. Но кем был вампир или вампиры, напавшие на нее, что за мертвые возвращались, чтобы забрать кровь живых? И как мог я, врач, получивший лишь традиционное медицинское образование, бороться с этим темным ужасом?
Я вспомнил, как один из коллег рассказывал, что в Нью-Йорке есть специалист, доктор Джон Дейл, и что этот человек посвятил свою жизнь борьбе со злыми силами, с которыми многие врачи сталкиваются в своей практике. Я решил поехать в Нью-Йорк и заручиться помощью доктора Дейла для борьбы с вампирским ужасом, похоже, проявившим себя в Мэйсвилле.
Я поделился своим мнением с Ралтоном и Эдвардом Хармоном, сказав им, что считаю Оливию и Аллену жертвами вампиризма и собираюсь обратиться за помощью, чтобы покончить с ужасной работой вампира. Ралтон и Хармон, понятно, были поражены и охвачены страхом. Как и я, они слышали об отвратительном зле вампиризма, но и не помышляли, что сами столкнутся с ним.
Я велел им ничего не говорить ни Оливии, ни кому-либо еще, но убедиться, что никто и ничто не приходит к ней по ночам. Отец девушки пообещал сторожить ночью ее спальню, и я рассудил, что на время Оливия будет в безопасности. Этим утром Джеймс Ралтон сообщил мне по телефону, что ночью Оливию никто не беспокоил, и я сел на первый поезд в Нью-Йорк.
Прибыв сюда, я направился прямо к вам, доктор Дейл, и ворвался в ваш кабинет, несмотря на протесты вашего секретаря, мистера Оуэна. Мне пришлось это сделать, ибо вопрос чрезвычайно важен. Если не остановить вампирическую эпидемию в Мэйсвилле, Оливия Ралтон умрет, как умерла Аллена. Вот почему я приехал — и прошу вас отправиться в Мэйсвилл и сразиться с этим ужасом!
Лоб доктора Хендерсона блестел от пота. Во время рассказа он то и дело напряженно наклонялся вперед, а к концу его голос врача охрип от волнения. Доктор Дейл слушал молча, но с неослабевающим вниманием, а мой карандаш так и летал по страницам блокнота, записывая слова Хендерсона.
— Доктор Хендерсон, я согласен, что сказанное вами напрямую указывает на вампиризм, — заговорил Дейл. — Тем не менее, как я уже замечал, вампиризм встречается достаточно редко, и возможно другое объяснение.
— Но вы приедете в Мэйсвилл? — заторопился Хендерсон. — Вы сами сможете проверить, вампиризм это или нет. Уверяю вас, Джеймс Ралтон заплатит любой гонорар, какой вы запросите за ваши…
— Давайте сперва рассмотрим вопрос подробнее, — прервал его Дейл. — Вы говорили, что помимо отметин на горле у Аллены и Оливии Ралтон, вас побудил заподозрить вампиризм также бред матери? Каков был характер этого бреда?
— Это было страшно, — ответил доктор Хендерсон. — В основном припадки бреда происходили в последние дни болезни Аллены. Она была так слаба, что ее почти все время лихорадило. Она беспокойно металась по постели и что-то неслышно бормотала, но иногда начинала говорить громче, и кое-что удавалось расслышать.
Чаще всего она жаловалась, что на нее будто смотрит чье-то лицо. Она со страхом шептала что-то о глядящих на нее красных глазах и сверкающих зубах. Порой ей мерещился вой собак, и она испуганно стонала. Как-то, когда я сидел возле нее, Аллена в бреду отшатнулась, словно от чего-то ужасного, и произнесла свистящим шепотом: «Мое горло… мое горло… он снова…»
В то время, как я уже сказал, я не придал этому значения, ибо по опыту всем нам хорошо известно, что пациенты говорят в бреду самые странные и невероятные вещи — все это всплывает у них в подсознании. Но позднее, когда я заметил следы на шее Оливии и вспомнил ранки на горле Аллены, мне вспомнились также ее излияния, и я заподозрил вампиризм.
Доктор Дейл задумчиво кивнул.
— Но что происходило, когда Аллена Ралтон находилась в сознании? — спросил он. — Она говорила что-либо о ночных посещениях, на которые, видимо, указывал ее бред?
Доктор Хендерсон покачал головой.
— Нет, ничего подобного… Однако в последние дни она не так часто бывала в сознании. Она говорила мне, что ей снятся жуткие сны и что она боится наступления ночи. Аллена также упоминала, что ее угнетает вой собак — по ночам они стали выть довольно часто.
— А ваша нынешняя пациентка, Оливия Ралтон? — продолжал доктор Дейл. — Вы слышали от нее что-нибудь похожее?
— У Оливии не было бреда, — сказал Хендерсон. — Она тоже жаловалась на гнетущие кошмары и говорила, что ей не нравится ночной вой собак, но это все.
Доктор Дейл задумался, наморщив лоб. Потом он спросил доктора Хендерсона: