Шиммель — разбойный лорд на мертвой кобыле, полуночный демон, старая нежить из непроглядных болот. Он приходит на короткое время — от первого снега и до первых сильных морозов, сковывающих реки — чтобы водить лихих людей по лесному приграничному краю. Он легенда и страшная сказка, проклятье и бич Чудовых Лугов. Юный Кай Вентиска объявляет себя сыном и наследником Шиммеля, и собирает под свою руку новую разбойную вольницу. Но может ли у нежити быть сын с горячей кровью? Человек он или чудовище? Найдет силы переступить отцовскую волю или станет вторым Шиммелем? Что ответит Ласточка, лекарка из городского госпиталя, ведь только она знает Кая лучше всех — и даже лучше его самого?
Книга написана в соавторстве с Анастасией Воскресенской. Обложка моя, а иллюстрации внутри нарисованы Ольгой Случанко.
От автора:
В книге использованы легенды о nightmare, ночном кошмаре — демонической лошади, перевозящей человеческую душу из нашего мира в иной. В германских и кельтских легендах мара, ночная кобыла, как правило, белая или сивая. Более поздняя христианская версия этой легенды рассказывает о чёрте в образе бледной кобылы или чёрте верхом на кладбищенской лошади.
Amarga, Анастасия Воскресенская
Чудовы луга
Пролог
В рассветное небо поднимался столб дыма.
Поначалу бледный, тоненький, он на глазах раздался вширь, налился чернотой, и верховой ветер размазал его по розовым облакам. Горел дом тетки Кани, вдовы Зерба-бортника, аккурат посреди деревенской улочки в десяток дворов. Хорошо горел, споро, сразу со всех четырех сторон. В запертом сарае заржали, заволновались кони, учуявшие пожар.
В ивняке и черемухе на краю трясин заливался соловей. До полуденной жары было еще далеко, по болотам полз туман, дневные птицы только-только пробовали голос.
Толпа деревенских, в сером и буром тряпье, тащили к лесу человека в кольчуге. Тащили на веревке, осыпая бранью, подталкивая вилами и кольями, выдернутыми из плетня. Человек — мужчина уже в возрасте, но по-волчьи жилистый и ладно скроенный — едва перебирал ногами, сгибаясь от рывков. Его шатало, черные с проседью волосы облепили синюшное лицо, в бороде блестела слизь. Подол суконной котты, по-найльски надетой под кольчугу, измаран в земле. Пустые ножны хлопали по бедру.
Обнаженный меч нес в опущенной руке молодой парень, чертя концом кривулины по траве.
— Пошевеливайся, твое лордское отродье!
Удар колом меж лопаток вышиб дух, бросил на колени. Человек заперхал, захрипел под веревкой, перехлестнувшей горло, рванул связанные руки. Плюнул себе на грудь зеленой желчью.
— С-скоты. Мои люди… доберутся до вас.
— Оглянись, Дарге Дорхан, — к нему подошла тетка Каня — высокая тощая баба, босая, простоволосая. Неподпоясанная домотканая роба, наброшенная поверх рубахи, заляпана смолой, руки пусты. — Людишки твои погорели в хате, как лисы в норе. Глаз не продрав. Тебе я поменьше марева плеснула.
— В-ведьма… Так и знал… что ты ведьма… старая корова. Потравила нас.
— Это марево, чудье молочко. Зяблик вон ножа дедова не пожалел, в Чарусь к чуди ходил, лишь бы на тебя управу добыть.
Парень с мечом осклабился:
— Я б в пекло полез, если б черти помогли. За мою-то Ришу…
— Мой сын вас в болото скинет, — Дарге Дорхан кое-как поднялся, тяжело дыша. — Чуди скормит. А тебе, Канела, в срамное место щелока насыплет и по полю погонит, с собаками. Жаль, я сам этого не сделал.