Найл выдержал взгляд, не думая отводить глаза или выделывать охранные знаки. Наверное, не боялся, что попортят колдовством. Вон какой дуб здоровенный! Сам кого хочешь попортит…
— Звать меня Лайго Горностай, — спокойно сказал он по-альдски. — А это все мои люди и спасибо тебе за угощение.
Его люди, мосластые и худущие, с обведенными темным глазами, кусали вареное мясо, выколупывали мозг из расколотых костей.
— А ты, как я вижу, тот самый болотный лорд, который собирает удальцов под свои знамена и хочет занять Тесору?
Кай мысленно присвистнул.
— Это что, в Найфрагире так говорят?
— Прими, прими! Аааа, ссука! Тиран! Убью заразу!
Опять Марк с утра пораньше со своим конем воюет. До чего злая у него скотина, хоть и красавец редкостный…
Осенние утра такие долгие, обморочно сонливые… но Мэлвир все равно заставил себя сначала облиться водой из кожаного ведра у коновязи, а потом уж вернулся в шатер, спокойно позавтракал.
Он натягивал свежую полотняную рубашку, когда заметил, что к плечу пристал бурый осиновый лист. Мэлвир отлепил его и положил на край стола.
Ило, его слуга, еще дрых за занавеской, да и пускай.
Мэлвир любил утреннее одиночество — единственный момент, когда ты предоставлен сам себе. Не опоясанный рыцарь, не военачальник, не подающий надежды придворный…
Просто человек, который готовит себе любимый напиток на походной жаровне. Нечастая радость.
Холщовый мешочек с коричневыми зернами хранился в сундуке, где Соледаго держал всякие ценные вещи: карты, нарисованные на ягнячьем пергаменте, зрительную трубку, набор для письма, пачку тряпичной серой бумаги, флакон с минеральным маслом, пряности — и кофе.
На плоской четырехногой жаровне томился медный тигель с длинной ручкой, в нем пенилось, подступая к краям, варево цвета корицы.
Мэлвир добавил несколько сухих соцветий гвоздики, крошки муската, щепоть черного перца.
Острое, пряное благоухание заполнило шатер, напоминая о доме.
Так же пахло в комнатах его матери, леди Агаты. Только она предпочитала пить кофе вечером, покончив со всеми обязанностями при дворе.
Мэлвир живо припомнил, как матушка сидит у окна на стуле с высокой резной спинкой, растирая в маленькой ступке кардамон, мускат и кусочки привозного леденцового сахара.
…Алые и золотые пятна подцвеченного витражным стеклом вечернего света лежат на гордой шее, на маленьком ушке с русым завитком у виска, драгоценными осколками украшают высоко поднятую прическу.