Ангелополис

– Подобно лестнице Иакова, – заметил Верлен.

– Или страсти к коллекционированию, – проговорила Вера, посветив фонариком в комнату.

Охотник не мог поверить своим глазам. Здесь в стеклянных витринах находились тысячи разновидностей яиц. Простые крашеные птичьи; яйца дронта, разрезанные и подписанные; законсервированные в формальдегиде яйца малиновки, в которых птенец скрючился в скорлупе, словно горошина в стручке. Здесь были хрустальные и украшенные драгоценностями яйца, а также подаренные дворами Дании и Франции. Довольно странно. Верлену стала любопытна личность коллекционера.

– Яйцо, какое вы показывали мне наверху, прекрасно гармонирует с этим собранием, не так ли?

– Идеальным образом, – негромко проговорил Бруно. – Но откуда оно взялось?

– Я никому не говорила о нем, – пояснила Вера, – однако пришла сюда не для того, чтобы восхититься коллекцией. На мой взгляд, то, что Анджела Валко обладала одним из яиц Фаберже и нашла способ закаталогизировать его в наших архивах, – не простая случайность.

– Неужели вы серьезно считаете, что между одной из наших лучших ученых и музейным собранием может существовать какая-то связь? – усомнился Бруно.

– Вполне возможно, – сухим тоном ответила Вера. – Не буду сверх необходимого докучать вам результатами моих исследований, однако сейчас я плотно занимаюсь размножением нефилимов. Оказывается, когда-то рождение из яйца было обыкновенным среди самых чистопородных… и отпрыски их выделялись силой, красотой, ловкостью и умом.

Взгляд мужчины упал на иллюстрацию из знаменитого трактата Альбрехта Дюрера «Руководство к измерению», стоявшую среди яиц. Гравер восхищался нежными линиями яйца, идеальной эвклидовой формой; он считал его сосудом, из которого рождаются чистые ангелы. Верлен отвергал подобные фантазии. Он полагал, что в тех случаях, когда ангелологам не удается привести доказательства своих теорий, они начинают выдумывать. Он не мог сказать, делает ли поддержка Веры такую теорию более достоверной или доказывает, что дама не совсем в своем уме.

Исследовательница продолжала:

– Многие из королевских родов Европы мечтали о рожденном из яйца наследнике и учитывали такую возможность, устраивая браки своих детей. Тем не менее с течением времени яйца нефилимов становились все более и более редкими.

– И тут появляется Карл Фаберже, – проговорил Верлен.

– В самом деле, – продолжила Вера. – Романовы поддались ажиотажу вокруг модной темы. На этой навязчивой идее и сыграл Фаберже. Созданные им артефакты представляли собой драгоценные и сложные предметы с сюрпризом внутри. Ведь у всех монархов было тайное желание, чтобы их отпрыск вылупился из яйца. Традиция дарения эмалевых яиц на Пасху была рождена мечтой императорской семьи о таком рождении. Более того, о нем мечтали все живущие в России нефилимы. Данное событие явилось бы чрезвычайно престижным и гарантировало немедленное повышение в ранге.

– Если это так, то почему ангелы не несутся? – спросил Бруно.

– Точного ответа на ваш вопрос не существует, однако похоже, что нефилимы утратили способность нестись. Насколько мне известно, после семнадцатого столетия случаев вылупления не наблюдалось, однако надежда еще была жива. При дворе Людовика XIV производство яиц было столь распространено, что придворный кондитер изготовил их из шоколада и поднес королю на Пасху. Сюрприз в середине изделия представлял собой шутку для семейного круга, прекрасно понятную всем королевским семействам. Яйца вдруг объявились повсюду. Мода распространилась в массы. Простые люди начали их красить, кондитерские фабрики – штамповали миллионами, подчас помещая в середину крохотные игрушки, непосредственным образом повторяя сюрпризы драгоценных яиц, подразумевавшие желанное ангельское дитятко. Люди стали копировать обычаи нефилимов, не зная того, что перенимают обычаи своих угнетателей. Так что обычные ныне шоколадные яйца на Пасху подразумевают в себе злую иронию. Съедая «киндер», изготовленный фирмой «Кэдбери», вы следуете обычаю, не понимая его происхождения.

– Для христиан яйца символизируют Воскресение Христа, – проговорил Бруно. – Тут нет ничего от нефилимов.

– Внешне этот обычай совместим с празднованием Пасхи христианами, – проговорила Вера. – Но если заглянуть глубже, вы увидите, что символ яйца имеет мало общего с Церковью. Украшение яиц, православный обычай разбивания их пасхальным утром, обмен – подлинное происхождение таких обрядов неизвестно. Конечно, существовала германская богиня Эостре, однако спросите любого человека на улице о том, почему он красит яйца на Пасху, и он ничего не скажет вам.

– А не могли они стать скорее рождественскими, чем пасхальными? – спросил Верлен.

– На Рождество мы празднуем день рождения Иисуса, – проговорила женщина. – Пасха знаменует его второе, духовное рождение в бессмертие. Второе рождение в первом. Как яйцо в яйце. – Вера положила фонарик на стол. – Что возвращает нас к цели нашего прихода сюда. Кто-то – скорее всего, Анджела Валко – вложил металлическую пластинку внутрь сокровища Фаберже с колесницей и херувимом. Она хотела, чтобы тот, кто найдет артефакт, просмотрел хранящийся в архиве фильм.

Вера подошла к стоявшему в дальней стороне комнаты серому пластиковому ящику и поставила его на стол. Щелкнув несколькими застежками, достала старый кинопроектор, размотала шнур и вставила вилку в болтавшуюся на голых проводах розетку. Проектор загудел, и после щелчка выключателя на стене появился четкий квадрат белого света.