— Есть такая. Подвальчик под домом, в одной половине спортзал, тренажеры стоят, а в другой половине эта самая студия. Там обычно новеньких и обкатывают.
— Как это?
— Ну как-как. Молча. Все хором и разом. Недели две вздохнуть без боли не можешь.
— А зачем?
— Зачем? Волю сломить, что б не рыпалась потом, знала, что ее ждет. Ну, а во-вторых, там Вадик есть, он из них один такой дохлый. Но зато снимет и смонтирует так, что и сама себя не узнаешь. Девки время от времени уйти пытаются, кто влюбится, кому просто надоест. А кассета эта лежит, ждет, и уже никуда не денешься.
— И где находится эта студия?
Леля-Надя отрицательно мотнула головой.
— Ты не найдешь, тем более ночью.
Подумав, вздохнула:
— Придется сходить с тобой.
Она мигом рассовала все со стола, что в холодильник, что в раковину, тут же перемыла посуду.
— Пошли, — сказала она, вытирая руки.
11
Перед выходом хозяйка еще забежала в спальню к дочке, вышла оттуда озабоченная. Вот такая, недовольная, она шагнула за порог.
— Так вас как называть, Леля или Надя? — решил все-таки прояснить для себя этот вопрос Стриж.
— Да называй как хочешь, — и поделилась своей заботой: — Что-то мне у дочери горло не нравится, и покашливает.
— Надя, а вы и в самом деле родственница Веры?
— Родная тетка. Собственно, она ко мне сюда и приперлась. Мне как лето, так житья нету от этих родственников. Едут и едут, как будто у меня тут для них пансионат. Я первое время еще как-то скрывала свою профессию, квартиры им находила, а потом… Кому надо, тот всегда узнает. А Верка ко мне каждый год наезжала, все завидовала, как я живу хорошо.
— А она плохо жила?
— Ну, — рассмеялась Надя, — я же говорю — коз пасла. Чисто деревенская жизнь. Папашка ее, наверное, до сих пор на своей «Победе» раскатывает. Но вообще-то она у меня девка неглупая. Как тебе ее светские манеры?