Поклонение огню

Пробормотав цитату из Корана: — Ваши жены — ваше поле, ходите на ваше поле, как хотите, — Абдул Аль Азиз ступил в гарем.

Возраст у жен шейха был самый разнообразный, от несовершеннолетних — по европейским понятиям — девушек до ровесниц шейха. Дамы были полные и худые, высокие и низкорослые, брюнетки и шатенки, красивые и не очень, но жемчужиной гарема была, конечно, российская куколка — Надежда Холмогорова. К ней-то и направлялся Абдул Аль Азиз.

Строгой очередности посещения жен у шейха не было, он волен был выбирать кого угодно и когда угодно, благо выбор был почти неограниченный. Но и нагрянуть внезапно в спальню жены или наложницы не мог, дабы не вышел конфуз, ибо женщина в силу своих физиологических особенностей, а, возможно, просто из-за недомогания, не могла или не желала в этот день исполнять свои супружеские обязанности. Как быть? Не вешать же на двери табличку с надписью «я занята» или «перерыв на обед».

Деликатный вопрос деликатно и решался. Если женщина не хотела принять своего господина, она оставляла обувь у входной двери, повернув ее носками в сторону коридора. Ну, а если хотела, то носками к двери.

У Надежды Холмогоровой башмачки всегда стояли носками к двери и на ширине плеч. То ли она была безалаберной и сбрасывала обувь, как попало, то ли желала таким образом дать понять шейху, что его она жаждала видеть в любое время дня и ночи.

Усмехнувшись, Абдул Аль Азиз переступил порог апартаментов своей одалиски. Давно поджидавшая своего повелителя Надежда выпорхнула из комнаты в обличье Шахразады — в прозрачном шифоновом наряде — и пылко прильнула к необъятной груди шейха. Объяснялись они на английском.

— О, Абдулла! — проворковала она. Холмогорова называла шейха либо Абдуллой, либо Азизом. — Я так рада видеть тебя!

Страдающий одышкой шейх сипел, как старый пылесос, он погладил Холмогорову по волосам и сказал:

— Ты уж, извини, Надья, за то, что не смог раньше забрать тебя из тюрьмы. — Шейх долгие годы учился в Европе и знал английский намного лучше Холмогоровой.

Ему не чужды человеческие чувства, правила хорошего тона, культура, и если кто-то считает, что коли шейх имеет гарем, власть и деньги, то он тиран и деспот, то это не так.

Надежда не ожидала такого оборота событий. Винила она в провале операции себя и только себя, а потому рассчитывала получить от шейха нагоняй. Абдул Аль Азиз же считал, по-видимому, иначе. Холмогорова тут же перестроилась.

— Ты совсем забыл обо мне, — заговорила она капризно, надув, хорошенькие губки. — Я чуть не умерла в этой ужасной тюрьме.

— Да не забыл я, Надья, не забыл, — оправдываясь, сказал шейх. — Просто возникли сложности при твоем освобождении. Ты же была арестована как международная преступница, да еще в другом эмирате. Вот и пришлось решать твое дело на соответствующем уровне. Но все позади. Так что ты не беспокойся. Здесь твоя персона вне опасности.

— Я и не беспокоюсь! Я знаю, что мой мужчина всегда сможет защитить меня, — грубо польстила Холмогорова.

Шейха она не любила и даже не уважала, просто в силу сложившихся обстоятельств делала вид, будто боготворит его. Надежда увлекла хозяина в восточную комнату. Она усадила его на расстеленные на полу одеяла, подоткнула под спину подушку. Потом подала чай, поставив чайник рядом с шейхом на столик с короткими ножками. Держа в одной руке пиалу с крепким золотистым напитком, а другой, обнимая молодую женщину, шейх потребовал:

— Ну, давай, Надья, рассказывай, что там у тебя приключилось в России.

Холмогорова долго и подробно излагала обстоятельства неудавшейся операции, давила на слезу, заламывала руки. Шейх слушал ее с печальной миной и время от времени поддакивал. Когда Надежда закончила свой рассказ, Абдул Аль Азиз с отеческой заботой поправил ей волосы, убрав лишнюю прядь со лба, и произнес:

— Бедная моя девочка, настрадалась. Я, конечно, виноват, втравил тебя в историю, но я тебя отблагодарю. Компенсирую, так сказать, моральный ущерб. Обещанные большие деньги пока не дам и домик не куплю, ты не доставила мне Али, а вот кое-какую сумму на твой счет в банк положу. И можешь попросить меня еще о каком-нибудь одолжении.

Холмогорова расцвела в благодарной улыбке.

— Я подумаю, — объявила она, чмокнула шейха в губы и потерлась своей щекой о его щеку.