Поклонение огню

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я вот что хотел спросить, дядь Дим, — неожиданно посерьезнев, сказал Иван. — А почему папа с мамой разошлись?

Парень, конечно же, давно и сильно страдал оттого, что родители были в разводе, но раньше не задумывался о причине их конфликтов, а вот сейчас, повзрослев, решил ее выяснить. Шмидт абсолютно не был готов к такому вопросу, а так как он имел непосредственное отношение к разводу Белова и Ольги, ему стало не по себе.

— Э-э… — промямлил он, пытаясь собраться с мыслями. — Видишь ли, Иван, они разные люди. У твоего папы своя жизнь, у мамы своя.

Однако отделаться общими фразами ему не удалось.

— Я понимаю, дядя Дима, — мальчик смотрел на Шмидта большими, полными боли карими глазами, и Шмидту, как под обстрелом в чистом поле, некуда было от них спрятаться. — Но как же так? Раньше они любили так, что не могли жить друг без друга, родили меня, а потом вдруг никто никому стал не нужен.

Шмидт взял ложкой кусочек торта, отправил в рот и с задумчивым видом медленно проглотил, выигрывая время для ответа. Потом глотнул колы и сказал:

— Все это сложно, Ваня. Но попробую объяснить, ты же взрослый человек. У папы твоего была бурная молодость. Он рисковал, порой играл своей жизнью. Он вообще по жизни игрок. И такое существование его вполне устраивало. Маму твою — нет, ей хотелось покоя, тихого семейного счастья. Вот на этой почве у них и начались разногласия. А потом они стали отдаляться друг от друга, и, в конце концов, каждый пошел своей дорогой. Так часто бывает в жизни.

Иван некоторое время смотрел на Шмидта, размышляя над его словами, потом спросил:

— А ты, почему ты разошелся с мамой?

Ну, это вообще удар ниже пояса, Шмидт вздрогнул и покраснел, как рак. Вопрос был еще каверзнее предыдущего. Шмидт никогда не пытался объяснить себе, почему он разошелся с Ольгой, еще меньше он понимал, что заставило его с ней сойтись. Шмидт вздохнул и нехотя произнес:

— Мы с твоей мамой вообще чужие люди. Просто ей было тяжело, когда пропал твой папа, надо было опереться на кого-то, а я оказался рядом. Потом нас какое-то время объединило общее дело — «Фонд Реставрации». Не более того. Вот мы и жили под одной крышей.

Шмидту не хотелось говорить парню, что Ольга использовала его, а когда надобность в нем отпала, выбросила, как использованный презерватив. Но вываливать мусор на женщину было не в его правилах, да и незачем Ивану знать о матери всю подноготную.

Мальчик, по-видимому, не вполне был доволен ответом Дмитрия. Для своего возраста он был очень разумным. У него сложилось на сей счет свое мнение. И он его высказал.

— Может, мама сама во всем виновата, и ей никто в мире не нужен, даже я?

— Ну что за глупости! — Шмидт погладил парня по голове. — Ты прекрасно знаешь, что мама тебя любит.

Ваня горько усмехнулся:

— Поэтому она и отправила меня в Англию?

— Ты опять не прав, — Шмидт взглянул укоризненно. — Тебе учиться нужно. А такое прекрасное образование ты можешь получить только здесь. Ты талантливый музыкант, Ваня, и тебя ждет великое будущее.

— Но мама могла бы тоже жить в Англии, рядом со мной, — возразил Иван.

Шмидт не нашелся, что ему ответить: для этого нужно было говорить о болезни Ольги, ее пристрастии к спиртному, а к этому он не был готов. Прекрасное настроение у обоих было окончательно и бесповоротно испорчено. Домой возвращались молча, каждый думал о своем.