— Нет мне прощения! — выла мать так громко, что все присутствующие только на нее и смотрели. — Казни меня, сынок мой родной! Убей меня, суку!
— А я тебя любил, — продолжал Лютый без малейших эмоций в голосе. Он не упрекал и не жаловался, а просто рассказывал о себе, как о постороннем: — И письма я тебе писал. Я их до сих пор помню. Хочешь, прочту по памяти? Дорогая, любимая, родная моя мамочка…
— Не надо! Хватит, не могу больше! — Мать пьяной рукой смахнула все, что стояло на столе: сосиски, бутылка водки, стаканы — полетело на кафельный пол.
— Мамуля моя единственная, — без всякой жалости долбил ее словами Олег, — я очень скучаю по тебе и знаю, что ты тоже меня любишь. Ты ведь скоро заберешь меня отсюда, правда? — Он помолчал, играя желваками на скулах. — И вот этого самого «завтра» я ждал все те годы каждый божий день, а оно так и не наступило! — впервые он повысил на мать голос, заглянул ей в глаза, жестко придерживая ее лицо обеими руками, чтобы она не отворачивалась. — Каждый день я врал самому себе, что ты вспомнишь обо мне и заберешь домой! Аты… Ты… Ты…
— Не надо, Олег! Замолчи! — орала мать во все горло. — Заткнись, гад! Гад! Гад! Гад! — Она принялась наотмашь лупить по лицу, плечам, куда попало, по-бабьи неуклюже.
— Вот что, солдат… — К их столу подошел здоровенный мужик, тот самый вышибала. — Валите отсюда, пока я вас обоих не вышвырнул. У нас приличное заведение, а не стена плача.
— Все нормально, командир. — Лютаев примирительно выставил перед собой открытую ладонь. — Мы уходим. Все под контролем.
Он уже не рад был, что дал себя уговорить и согласился пойти с матерью в эту чертову забегаловку. Мать сильно напилась, а за окном льет как из ведра, да и поздно уже. Теперь нельзя оставить ее одну, без присмотра.
— Давай-ка, пошли. Мама, возьми себя в руки, пойдем отсюда. — Лютый подхватил обе сумки одной рукой, взял мать под руку, повел к выходу.
Они вышли на улицу и в одно мгновение промокли насквозь под проливным дождем. Машины на проезжей части одна за другой пролетали мимо, и не думая тормозить, зато каждая вторая обдавала их с ног до головы водой из огромной лужи. Лютаев с трудом удерживал мать на ногах, если бы не он, завалилась бы на тротуар там, где стояла.
Наконец рядом тормознула желтая «волга» с шашечками.
— Слышь, солдат, куда ехать-то? — спросил молодой водитель в шоферской фуражке.
— Здесь рядом, — крикнул в открытое окошко Лютаев и назвал адрес.
— Так и быть, десантник, садись с ней назад, только смотри, чтобы сиденья мне не запачкала!
Старая «волга», взревев, как трактор, набрала скорость и присоединилась к потоку машин. Всю дорогу мать спала, положив голову на плечо Лютому. Сам он непрестанно смолил, прикуривая одну сигарету от другой.
— Кто она тебе, солдат? Знакомая? — на мгновение обернулся таксист.
— Мать, — коротко ответил Олег.
— Надо же! — посочувствовал ему водитель. — Не повезло тебе, видать, с матерью.
— Не твое дело, — бросил Олег. — Ты рули давай, а то еще со столбом поцелуешься.
— Не каркай, парень, мне еще сегодня пахать и пахать…